Александр Гурнов

Каждый народ заслуживает свое телевидение

Окончил факультет журналистики МГИМО. Работал в Главной редакции вещания на США и Великобританию, военным переводчиком в Эфиопии, политическим обозревателем и ведущим программы «Вести», заведующим бюро ВГТРК в Лондоне, генеральным директором информагентства «Телевизионная служба новостей», ведущим программы «Международная панорама». С декабря 2005 года – ведущий программы Spotlight (англ. – прожектор.– «НИ») телеканала Russia Today.

В России есть телеканал, где можно критиковать правительство. Только вещает телеканал Russia Today через спутник на английском языке, и поэтому большинство граждан России не только его не смотрят, но даже не знают о его существовании. Ведущий программы Spotlight известный журналист Александр ГУРНОВ рассказал «НИ», почему, на его взгляд, со свободой слова в России все благополучно, хотя очень многим репортерам эта свобода не нужна.

– Вы начинали свою карьеру на иновещании, которое в советское время было гораздо более свободным, чем вещание внутри страны. Сейчас с Russia Today ситуация повторяется?

– Про иновещание я согласен. Там в советское время действительно позволялось гораздо больше. А Russia Today просто работает с меньшей оглядкой на то, «что кто скажет», с меньшей самоцензурой. Но о какой свободе слова можно говорить, когда молодежь выбирает журналистику не как миссию, а с целью попасть в телевизор? Их первый вопрос на собеседовании: «Сколько я буду получать?» Им кажется, что это такая гламурненькая жизнь, и что на телевидении невероятно много платят.

– А разве не так?

– Не так. Общение с попсой большой радости не приносит. Жизнь в этой тусовке со стороны кажется яркой, но на самом деле скучная и довольно однообразная. Все эти «блестящие» – несчастные люди, работают как лошади по своим «чесам», в перерывах – отрываются, но поговорить с ними не о чем. А люди, которые плотно занимаются бизнесом или политикой, общаются с прессой очень неохотно. Они понимают, что сегодня правильнее общаться с Кремлем, а общение с прессой может просто навредить. А что касается доходов, то при наших требованиях: образовании, таланте, коммуникабельности, внешности и при необходимых затратах труда, времени и нервов зарабатывать деньги на телевидении – это один из самых тяжелых способов. Здесь стоит работать, только если в других местах работать не можешь. Как я.

– На вашем канале могут появиться события или люди, которых нельзя увидеть на других каналах?

– Давайте я буду говорить о своей программе Spotlight. Если помните, еще в советские времена было заметно, что в тех интервью, которые наши люди дают за границей, они более свободны и открыты, чем когда они говорят на родине. Когда люди приходят ко мне в программу, они обращаются к мировому сообществу. И у них по-другому начинают работать мозги, они по-другому формулируют. Они понимают, что если это покажет российское телевидение тут же позвонят человек 15 и скажут: «На фига ты это сказал». А после нашего эфира, наверное, не позвонят. Но и мне приходится вести разговор иначе, не от имени российских зрителей, которые знают наши реалии и которым достаточно полунамека. Например, когда у нас обсуждали, какую схему могут придумать в Кремле, чтобы оставить Путина на третий срок, то на Западе вопрос ставился проще: если Путин останется, то для бизнеса стабильность – это хорошо, и вполне укладывается в имидж России как византийской страны. А наша интрига с конкретной схемой их не интересовала.

– Стоп-листы на Russia Today есть? Имеется в виду список персонажей, которые не могут появиться в эфире?

– За два года, которые я здесь работаю, ни разу не было случая, чтобы я хотел кого-то позвать, а мне запретили.

– А если вы не хотите позвать, но вас просят?

– Каналом руководят очень вменяемые люди, и когда поступают такие просьбы – это, скорее, помощь. Например, когда назревала газовая война с Украиной, руководство канала договорилось, что ко мне в программу придет Миллер. Именно в том интервью он официально объявил, что мы с нового года отключаем Украине газ. Мне самому затащить Миллера в студию в те дни было почти невозможно. К сожалению, такие предложения поступают не часто.

– Есть люди, которых вы бы никогда не пригласили к себе в программу?

– Есть. Я не стал бы брать интервью у Березовского, хотя это не проблема. Но я знаю все, что он скажет, и делать интервью с человеком, который судит о Москве по рассказам тех, кто хочет получить от него деньги, мне не интересно. Еще я не позвал бы Лимонова. Считаю его глубоко закомплексованным и не очень здоровым человеком, который пиарится, посылая мальчиков и девочек в тюрьмы.

– Каспаров?

– Тоже нет. Я несколько раз брал интервью у Каспарова, когда он еще был шахматистом, когда воевал с ФИДЕ. А сегодня, мне кажется, Гарри Кимович забывает, что он чемпион мира только по шахматам. И кроме шахмат ничего конструктивного он пока что не сделал.

– А Василия Якеменко позвали бы?

– Якеменко – успешный карьерист. Выстроил социальный лифт и собрал вокруг этого группу циничных ребят. Я не уверен, что у Якеменко есть свои мысли. А если и есть, он их не выскажет: он для этого достаточно умен и недостаточно свободен. Он скажет только то, что ляжет в топку его карьерного паровоза. Хотя... Якеменко – не твердое «нет».

– Выходит, наши правозащитники зря кричат, что телевидение превратилось в орудие пропаганды. И теперь есть две России – одна в реальности, а другая – в теленовостях?

– Теленовости к реальной жизни не имеют прямого отношения. Я в 1993 году уехал корреспондентом в Лондон, и когда в 1996-м пришло время возвращаться, я понял, что боюсь ехать обратно! Мои московские знакомые сказали: «Саша, у тебя немножко крыша поехала, потому что ты Москву уже три года видишь по телевизору». Новости – это всего лишь обслуживание любопытства людей, помноженное на законы шоу-бизнеса с корректировкой на политическую целесообразность. Вы же не рассказываете утром в курилке друзьям, что ехали на метро и доехали нормально. А когда оторвалась лента эскалатора или кто-то взорвал дымовую шашку, это – новость. Кстати, по сравнению с зарубежным телевидением наше выглядит очень неплохо. Вот Би-би-си делает хорошие репортажи, фильмы, но невероятно скучные. А американское телевидение – как «Макдоналдс». Так красиво завернуто, блестит, сверкает, что выделяется слюна. Но есть невозможно!

– А наши новости: о Путине, о Медведеве и немного о погоде.

– Да, все выглядит не так увлекательно, как в девяностые годы. Думаю, потому, что реальная борьба идей в стране закончилась. Есть одна преобладающая и гибкая идея. Гибкая, потому что Путин воспринял лозунги и левых, и правых, и даже баркашовцев. Помните, они кричали: «Слава России!»? Из уст кремлевских идеологов это теперь звучит не хуже: «Вперед, Россия!». А конкурирующих идей нет.

– Как профессионал, о девяностых годах с их плюрализмом жалеете?

– Когда я в 1986 году пришел работать в программу «Время», любое сказанное там слово моментально отражалось в жестких административных мерах на местах. Именно поэтому гласность невероятно усилила влияние освобождавшейся от цензуры прессы. Это вызывало дикую эйфорию. Тогда мы создали новое, свободное от КПСС телевидение, но оно быстро стало инструментом влияния олигархических группировок, борьба которых подавалась как борьба идей. И в какой-то момент написанное или сказанное в эфире слово перестало иметь значение. Никто уже не реагировал, а если нет результата, надо писать или говорить еще круче, чтобы тебя заметили. Вседозволенность стала восприниматься как свобода, но это была, по сути, безответственность. А сегодня есть достаточное количество частных СМИ, которые не отражают государственную точку зрения. И журналист всегда может пойти работать в абсолютно оппозиционную газету. А вот почему нет оппозиционного телеканала?..

– Так частоту не дадут.

– Дело не в том, что дадут или не дадут. Я люблю, перефразируя Бисмарка, говорить, что каждый народ имеет то телевидение, которое заслуживает. Если ты делаешь частный телеканал, его нужно продать. Попробуйте продать канал, который транслирует фильмы Феллини и Антониони. Вы его не продадите, хотя это лучшие образцы культуры. То же самое с политикой. Как только появится общественная потребность в новых идеях, все будет создано. Вы предлагаете дать канал Каспарову? Можно попробовать. Но кто будет такой канал оплачивать? Подписчики? Кремль? Белый дом?

– То есть остается российский вариант плюрализма – за счет «заказухи», когда каждый проплачивает свой сюжет, и телевидение показывает разные позиции?

– Так было. К концу 90-х, так называемая «джинса» на российском телевидении достигла такого размаха, что деньги почти в открытую брали практически все – от продюсеров до корреспондентов новостей. После 2000 года с этим начали бороться сами руководители телеканалов, вырубали, долго и жестоко и я не слышал, чтобы сегодня заказать сюжет было также просто, как «разместить» текст в газете. Хотя в стране, пронизанной коррупцией, ее едва ли можно полностью искоренить в отдельно взятой отрасли или организации.