Александр Баршак

Побеждает энергия страстных

Вообще у Александра Баршака с его величеством Временем особые отношения. Он любит наблюдать, как Оно меняется, и как мы меняемся вместе с Ним. Любит «путешествовать» по разным эпохам, воссоздавая их особый колорит, неповторимый «цвет», «запах»…

Александр Баршак принадлежит к поколению молодых российских кинорежиссеров, безудержно увлеченных своей работой. Время, с которым меняется и кинопроизводство, заставляет их быть не только творцами, но и философами, и администраторами…

Вообще у Александра Баршака с его величеством Временем особые отношения. Он любит наблюдать, как Оно меняется, и как мы меняемся вместе с Ним. Любит «путешествовать» по разным эпохам, воссоздавая их особый колорит, неповторимый «цвет», «запах»…

А что на свете может быть загадочней и притягательней, чем само Время? Чем Человек во Времени?..

Сегодня мы предлагаем читателю интервью с Александром Баршаком

Вы родились в семье инженеров. А какие отношения в семье были «с кино», ведь и вы, и ваш брат Павел связали с этим искусством свою жизнь?

- Вы будете смеяться, но, похоже, всё произошло случайно. Дедушка у меня изобретатель, бабушка – известный «испанист», папа всего себя положил на алтарь Московской Энергетики, а мамина ветка связана с Московским авиационным институтом. Правда, есть семейная быль о том, как папа в юности пытался поступить на театральный курс к Грибову…

Но случилось так, что бабушка как-то прочитала объявление о наборе в 123-ю московскую театральную школу, которая была прикреплена к ГИТИСу, и решено было отдать меня туда. Там, кстати, учились братья Саша и Володя Котт, Дима Марьянов, Петя Красилов, Анна Большова, Аня Цуканова, Анфиса Чехова, (тогда, правда, немного под другим именем).

По дороге в школу, проходя по длинному Пушкинскому переходу (тогдашнему эпицентру «брожения умов»), мы наблюдали бородатых и горячо спорящих студентов с плакатами «СССР – тюрьма народов», непуганых неформалов, и все это - вперемешку с первыми лоточниками порноиндустрии… Все привычное, устоявшееся, в жизни разваливалось и менялось на глазах. Кончались восьмидесятые, страна и наше детство. Надвигалась «Свобода».

В 10-11 классах я оказался в ЭПШАО – экспериментальной подростковой школе адаптивного обучения, где внедряли новейшие системы преподавания (тогда вообще много чего внедряли и, тем более, экспериментального), и где моя бабушка преподавала испанский. Кстати, в составе двух делегаций она работала переводчицей Фиделя Кастро. У нас даже хранится золоченый «Дон Кикот» кубинского издания - с дарственной надписью самого Команданте…

После окончания школы по стопам отцов, в прямом и переносном смысле, я отправился в МЭИ. Но уже на втором курсе «подкатила» тоска…

Как-то, отдыхая вместе со школьным другом в зимнем пансионате, мы оказались в большой компании из ГИТИСа, приехавшей на студенческие каникулы. Там-то я и почувствовал МЭИ - ошибкой, а себя – лишенным призвания. И хотя Энергетический Институт все-таки пришлось закончить, чему я теперь безмерно рад, - мой интерес к театру и кино в итоге «материализовался». Сыграло свою роль и то, что мои родители, бабушка и тети были хорошо знакомы с Сергеем Урсуляком. И Сергей Владимирович, неведомо для себя, стал своеобразным маяком на этом трудном поприще.

Вскоре я понял, что на актерской стезе не смогу полностью использовать накопившуюся во мне энергию. В учебных аудиториях Школы-студии МХАТ я пробовал сделать подтекст в том или ином студенческом отрывке - главным, а главное – наоборот подтекстом… «Комиковал», хотя должен был быть примерным героем-любовником, в общем, по-своему обострял сценические конфликты и, как следствие, конфликты человеческие со своими преподавателями. Зато именно тогда я для себя понял, как говорить с актером на площадке, чем его увлечь и как вытащить нужную энергию – энергию персональной правды...

Вы производите впечатление человека чрезвычайно деликатного, это не мешает руководить съемочным процессом?

- Наверное, я такой и есть, и на съемках не меняюсь. Я не позволяю себе кричать – ведь зачастую это разваливает атмосферу сотворчества. Надо просто уметь «заражать» людей. Прежде всего, своей собственной верой в замысел фильма, в его нужность. На площадке ты не руководишь процессом, а, скорее, являешься главным фанатом этого замысла, неутомимым носителем конкретной творческой идеи. Но воплощение – дело общее, там все главны. Кино – дело коллективное. Лично в моем случае, полноценным соавтором и носителем общей атмосферы всегда является мой друг и оператор Слава Булаковский. С ним мы можем, вообще не разговаривая «решать» сцены… Общее дыханье, знаете ли…

Каким должен быть сценарий, чтобы вы им заинтересовались?

- Сценарий - это основа, и в нем должно быть «зарыто» нечто очень близкое, что цепляет режиссера не просто за живое, а за «очень больное живое». И тогда начинается эта трудная дорога вынашивания, проталкивания и донесения этого «живого» замысла через сценарий к продюсеру и съемочной группе, а потом уже, совместно - к зрителю. Когда режиссер получает в свои руки сценарий и начинает над ним работать, то всегда оказывается, что этот сценарий начинает в чем-то меняться. Часто приходится переписывать диалоги или даже придумывать новые сцены. Думаю, любой режиссер подпишется под словами Тарковского, что невозможно разъединить эти две профессии — режиссуру и сценарное мастерство. Подлинный сценарий может быть создан только режиссером, или же он может возникнуть в результате содружества режиссера и писателя. Режиссер – не музыкант, который сыграет что угодно, лишь бы ноты были.

Знаю, что ваши фильмы «Счастливого пути» и «Золушка, 4х4…» получали награды конкурсов и фестивалей. Какие задачи вы ставили перед собой, снимая эти фильмы?

- Художественные задачи, которые режиссер перед собой ставит, не всегда просто сформулировать, но в случае с фильмом «Счастливого пути!» - можно. Мне, например, было интересно, не разрушая логику и сюжет, несколько раз по ходу фильма поменять жанр: комедия – фарс – трагифарс - лирика… Пользуясь этим приемом, я хотел рассказать о надежде на то, что бывают обстоятельства, когда даже «типичные представители нашего времени» (простите за советскую терминологию), могут перестать ими быть под гнетом совести и любви...

Что касается «Золушки…», то я не могу назвать этот фильм полностью «своим». Это было, по сути, продолжение моей «режиссерской школы». Стояла задача - завершить начатую Юрием Морозовым работу, и мне показалось, что «кибер-панк эстетику» нужно превратить в полный «детский постмодернизм» (простите!), смешав её с анимацией, песнями и современной обыденностью…

Мне представляются лучшими другие ваши фильмы - «Кедр пронзает небо», например…

- В современных условиях задачи не всегда бывают в высоком смысле художественными. Нам с задачей повезло… Она была во всех смыслах высокохудожественная! Космического масштаба! «Кедр…» снимался в ситуации дикого форс-мажора, поскольку мы должны были закончить съемки к 12 апреля, Дню космонавтики. В результате, восьмисерийный фильм был снят за семь месяцев. Так не бывает! (Грустно улыбается). Но у группы как-то получилось!

Каково ваше участие в сценарии «Кедра…»?

- Без преувеличения - этот сценарий прошел через душу и сердце. Работать пришлось серьезно. Был даже момент, когда уже во время съемок нам со сценаристом Олегом Сироткиным заново пришлось выстраивать сюжетную линию «Канторович-Фуджиев» уже для отснятых серий, хотя, конечно, все драматические основы и образы заложил Александр Червинский (и Дмитрий Корявов, как автор идеи). На площадке, правда, с Владом Ветровым и Дашей Мороз мы уже окончательно все доводили до их «языка и органики»…

Повествование начинается с 40-го года. Насколько удалось воссоздать атмосферу того времени, и не жутковато ли реанимировать реальность, где царили отсутствие веры в Бога, доверия к людям?

- Начнем с того, что фильм, по сути, не про «энкэвэдэшную» правду и «кровавую гэбню» (в чем нас часто упрекают), хотя говорить о том времени, не затронув это, невозможно. Степень реалистичности «Кедра» условна и продиктована законами художественного жанра. А мы хотели сделать кинопритчу о 20 веке со взглядом из 21-го!..

У меня в ту эпоху двух прадедов расстреляли, прабабушка под Магаданом двадцать лет оставила, заявив в конце жизни, что это была «длительная партийная командировка». Когда прикасаешься к свидетельствам очевидцев, становится не по себе, ощущаешь одновременно и средневековый ужас, и восхищение этими титанами воли и совести…

Но сегодня многим и без наших размышлений тяжело, поэтому, наверное, нельзя выплескивать на экран, как говорится - «ужас-ужас». К примеру, мы опасались, что сцену допроса в шестой серии вообще вырежут. Ведь фильм снимался к празднику, 50-летию полета Юрия Гагарина, и мы волей-неволей старались не «пережестить».

Вот вы упомянули отсутствие веры в тот период. Мы как раз стремились показать главное: вера все-таки была! Пусть - не в Бога, а в новую, лучшую жизнь, которая потом, 12 апреля 61-го все-таки наступила вместе с «оттепелью». Полет в космос стал метафорой человеческой силы, устремления ввысь, и это устремление помогало жить очень многим.

Я читал дневники прабабушки, которая, будучи женой начальника торгпредства СССР, могла жить в Германии, в Берлине, где-то в особняке, а, приезжая в Россию, вынуждена была ютиться в коммуналке, да в такой нищете, что ей порой приходилось просить соль у соседей. Но быт для тех людей был второстепенным, а стержнем как раз и стала вера. И фильм этот не про разведчиков и даже не про космос, а про людей. Про то, что Человеком надо оставаться всегда, в любые времена…

Вам, наверное, говорили, что Королев в исполнении Скляра непривычен, не «хрестоматиен»?

- Да. У нас были другие кандидатуры, в том числе – Владимир Машков. Но теперь мне кажется, что Скляр-Королев – стопроцентное попадание, актер ярко передал характер. Я разговаривал с «ракетчиками», и они рассказали, что характер у Королева был не подарок. Сергей Павлович не был ни былинным богатырем, ни утонченным интеллигентом. Пройдя через ад лагерей, он изменился. Как и многие из тех - хотел, отринуть прошлое, стал жестким. Известна история, когда он, походя, резко раскритиковал молодую женщину-чертежницу, написавшую затем жалобу в ЦК… Мы, кстати, попытались это в фильме тоже отобразить…

Как вы относитесь к критике на кинофорумах, где говорят о нестыковках в фильме?

- Признаю справедливость большинства из них. Специалисты по костюмам, например, с юмором отнеслись к тому, что у нас Королев застегивает «молнию» на брюках, хотя в то время таких замков еще не было. Где-то есть нестыковки в событиях и датах. Мы старались быть ближе к истории, но в рамках сериала не все можно сделать абсолютно достоверно. Художественная достоверность в игровом кино важнее…

И все же, то, что сделала наша команда, я бы назвал подвигом. Обычно фильмы такой сложности снимаются со скоростью две минуты в день, мы же это делали в четыре раза быстрее.

Вы консультировались по каким-то вопросам с ныне здравствующим академиком Борисом Чертоком?

- По телефону. И он подсказал какие-то общие, но очень точные и важные вещи, помог расставить акценты. И вообще во многом я опирался на его книгу «Ракеты и люди».

В историческом аспекте мы хотели донести до зрителя некую «главную правду»! Что фон Браун, например, безусловно, был талантливейшим инженером и создал первый баллистический летательный аппарат – ФАУ-2. И все же, именно наши ученые, начиная с Циолковского, первыми сделали основные теоретические расчеты. И именно наш Королев был человеком, который, взяв за основу разработки фон Брауна, добился качественного скачка в космонавтике. В итоге, фон Браун со всей американской научной мощью и достижениями проиграл. Победила энергия страстных людей, поколения тех, кто был готов отдать за идею свою жизнь. К сожалению, мы, по сравнению с этим поколением – этакие веселящиеся потребители, берущие от жизни всё... А они в сталинском Аду и Чистилище за это «всё» жизни отдавали…

В ваших фильмах действие происходит в разные годы прошлого века: сороковые-пятидесятые, как в «Кедре…», восьмидесятые, как в «Аптекаре». Если бы вы могли выбрать время рождения...

- Я бы хотел жить и работать в шестидесятых, почувствовать «оттепель»; несмотря на всю кровавость, мне интересен поворот сложных, но талантливых и в чем-то очень свободных двадцатых. Эпохи перемен, но перемен искренних, честных - заставляют сердце биться чаще…

А сейчас вам не интересно? Вы ведь не раз снимали сказки, не бежите ли вы от нашей реальности?

- Сложно сказать. У меня много вопросов к Современности. Я помню ощущение эйфории в 91-м, и разочарование – потом, когда свобода оказалась псевдосвободой, и вообще много всякого «псевдо» оказалось. И это грустно. По-моему, в культуре мы немножечко откатились. Примерно так же, как когда-то античность откатилось в средневековье... Ну, ничего! Ждем и надеемся на Возрождение…

Почему ваш «Аптекарь» спустя три года после завершения работы все еще не показан?

- Его покажут… рано или поздно, правда, пока не знаю, в каком виде… Канал «Культура», наверное, и сегодня показал бы, но «Культура» мало платит! Это, как вы понимаете, я говорю с горечью!

В восьмидесятые, когда происходит действие фильма «Аптекарь», вы были еще ребенком. Вы что-нибудь помните?

- И помню, и чувствую... Но задача была - создать некое универсальное временнОе пространство. По изобразительному ряду это весьма условные шестидесято-семидесято-восьмидесятые! И Михаил Олегович Ефремов, который снимался в «Аптекаре», упрекал меня в том, что мы всё приукрасили и идеализировали: «Вот что ты врешь и воспеваешь «совок»? В этих пивных тогда пили не из красивых стеклянных бокалов, а из наполовину обрезанных молочных пакетов!..»

Да, мы умышленно сделали пивную этаким раем для мужичков того Останкино. Хотя, поверьте, я отчетливо помню знаменитую «Рюмочную» рядом с нашей школой, как и во что там наливали (поймите меня правильно!) В фильме, была принципиально важна идиллия человеколюбия и равенства. Когда в московских пивных профессор мог запросто поговорить с таксистом о последней публикации в журнале «Наука и Жизнь», а участковый с писателем до хрипоты выяснять, кто же всё-таки возьмёт Кубок – «Динамо Киев», «Спартак Москва» или, вообще, «Тбилисское Динамо»…

Фильм, в каком-то смысле, философский. Но правильно ли мне удалось увидеть главные его идеи, сделать выводы? Человек порой хочет бесцельно, по мелочам, забывая о главном. Второе: опасны желания и отсутствие любви. И еще: люди предали любовь. Человек инертен, и природу его изменить могут только сильные потрясения. К сожалению, чаще всего – когда все уже потеряно…

- Да, хотелось сказать и то, и другое, и третье. И в романе Владимира Орлова, по мотивам которого снят фильм, эти проблемы были поставлены. И еще фильм о том, что меняется само Время, и как это случается. Это история и о приходе 90-х, когда побеждает нечто непонятное, «незапланированное», когда благими намерениями в жизнь вторгается извращенная реальность. В фильме ее воплотил Шубников (в ярком исполнении Тимы Трибунцева). Возможно, глубины замысла Орлова мы не достигли, да фильм и не претендует на полное соответствие с романом. Сам Владимир Орлов приходил как-то на съемочную площадку, но, осмотрев комнату Аптекаря, Михаила Никифоровича, расстроился и заключил: «У аптекаря был абсолютный порядок, а у вас тут бардак… травки какие-то сушатся… У Михаила Никифоровича такого просто быть не могло!» Но мы намеренно немного изменили образ главного героя, не желая делать его холодным аккуратистом. Сережа Пускепалис уже снабдил аптекаря своей уникальной энергетикой...

Кстати, сам аптекарь, вплоть до заключительной, восьмой, серии не очень выразителен. Но в финале он трансформировался, «пробудился»…

- Это орловская схема, так и было задумано. Линию «Михаил Никифорович - Любовь Николаевна» мы оставили авторскую, и диалоги их сохранили. А дядя Валя Зотов, например, благодаря игре Сергея Петровича Никоненко, несколько иной, чем в романе. Сергей Петрович очень полюбил эту роль, достроил ее, привнес свои прибаутки и афоризмы. Он уверяет, что при встрече с Дмитрием Медведевым, по случаю своего юбилея в апреле этого года попросил Президента… посодействовать выходу «Аптекаря» на экраны. (Дядя Валя точно бы попросил!) Ждем вот теперь!

А теперь давайте вернемся в вашу жизнь, вашу юность… На одном из форумов девушка пишет о вашем брате Павле: «Мы с ним в школе вместе учились, - и добавляет. - У него потрясающий брат - Саша Баршак. У нас ровно половина школы была влюблена в Сашу, а половина - в Пашу...» Вы об этом знали раньше?

- Нет, для меня это новость! (Смеется) Я, конечно, не чувствовал себя лузером, но по поводу «полшколы» - сильно преувеличено. Разве что… около четверти…

Какие отношения у вас с братом? Кто из вас лидер?

- Сначала лидером был я. Павлуха до какого-то переходного возраста рос тихим и не любил «высовываться». Это я был хвастуном… Потом мы поменялись ролями. Я ушел в себя, а он стал знаменит не только работами в кино, но и всякими историями, вот, например, с одним модным боевитым режиссером подрался…

Да? А я этого не читала в Интернете - сами выдали!.. Вы любите брать в свои проекты Павла?

- Да, и хотел бы делать это чаще, но он очень занятой артист.

На всех фотографиях, даже если вы улыбаетесь, глаза у вас грустные. Если верить Лермонтову, то это «признак глубокой постоянной грусти…»

- Может быть, я грустный оптимист?! Или веселый пессимист, не знаю… Но точно не когда работаю над фильмом - тут «по закону» глаза должны гореть.

Вас нередко тянет снимать фантазии. В жизни вы часто сталкиваетесь с мистикой?

- Бывало. Что-то может материализоваться - прийти из будущего или из прошлого, и другие участники съемок иногда рассказывают об этом.

Вот первый случай, который вспоминается. В фильме «Свой остров» – в истории про 80-е годы, десятиклассника, названного нами Марадоной, учитель представлял как победителя юношеского чемпионата Европы по футболу. Уже после съемок я прочитал, что ни в 80-х, ни в 90-х их не проводили. Но когда мы заканчивали делать фильм, состоялся первый юношеский чемпионат Европы по футболу, и наши выиграли!

Ваша работа «Сказка. Есть!» закончена?

- Да, и появится на экранах после Нового года, видимо. Продюсер – Настя Перова много для этого сделала! Ведь «Сказки» тоже 4 года на полке лежали!

Вам приходилось отказываться от предложенных сценариев?

- Да, после выхода «Кедра…» мне предлагали много сериалов. Но места для личного пространства в них не находилось...

Какого жанра фильм вы бы хотели теперь снять?

- Сейчас мы готовимся снимать фильм о Юрии Гагарине… А вообще-то, важен не столько жанр, сколько возможность поговорить о Человеке, его силе, его стремлениях и страстях. И это может быть история реалистическая, фантастическая или сказочная. Не важно! Ценны не спецэффекты, а люди. На спецэффекты зритель будет смотреть 6 минут (американцы доказали), а дальше нужен Человек… Настоящий Человек…