Николай Халезин

Власть вынуждает нас стать культурной оппозицией

В конце января в Центре им. Вс. Мейерхольда прошли гастроли белорусского «Свободного театра». Официально не существующий, рискнувший обойтись без поддержки государства, минский театр современной пьесы делает то, что Театр.doc в Москве, Театральный центр «Голосова, 20» в Тольятти и Коляда-театр в Екатеринбурге – консолидирует современную пьесу. Мы разговариваем с основателем «Свободного театра» драматургом и журналистом Николаем ХАЛЕЗИНЫМ.

– Николай, случайно ли, на ваш взгляд, в Белоруссии молниеносно возникло целое поколение молодых драматургов?

– Безусловно, ситуация, когда в сравнительно небольшой стране в течение двух-трех лет возникают более десятка новых драматургов, не случайна. Отчасти это проявление кризиса, в котором пребывает государство. Молодым людям негде реализовать свой потенциал – киноиндустрия отсутствует; телевидение и радио открыто лишь для тех, кто безоговорочно подчиняется нелепостям нынешней власти; современная литература почти не издается. Парадоксально, но свободной, оказывается, остается лишь драматургия. С одной стороны, из-за соседства с Россией, на чей театральный рынок можно предлагать свои пьесы, с другой – из-за возрастающего интереса Европы к белорусскому контр-культурному пространству.

– Сформировались ли уже тенденции или «навязчивые» темы в вашей драматургии?

– Нет, не сформировались, и вряд ли сформируются в ближайшее время. На одном из семинаров мы насчитали 16 (!!!) табуированных для Беларуси тем, о которых не принято говорить и писать вообще: похищенные и убитые люди, религия, война, суицид, наркотики и т.д. Пока все эти темы не найдут воплощения на сцене, вряд ли возможно доминирование одной из них. Все равно пока большинству наших драматургов путь в театр заказан, поскольку почти все театры «государственные» – в прямом и переносном смысле. Достаточно сказать, что по всей Белоруссии не идет и трех пьес, рассказывающих о жизни современных белорусов.

– Почему, на ваш взгляд, не удалось ни Олегу Меньшикову, ни МХАТу довести спектакль по вашей пьесе до финала?

– К огромному сожалению, с Меньшиковым не получилось из-за огромной занятости Олега: именно тогда стартовали три кинопроекта с его участием. Потом права н

а постановку пьесы «Я пришел» выкупил Олег Павлович Табаков, и поначалу все шло очень хорошо: «звездный» состав, все условия для работы… На мой взгляд, спектакль не получился из-за Леонида Ярмольника, который был назначен на главную роль. Двадцать лет театрального простоя не могут не сказаться на актере – он элементарно не мог выучить текст. Потом чехарда с режиссерами: кто хотел ставить этот материал, тому не давали, а предлагали тому, кто не был готов к его прочтению. К счастью, месяц назад состоялась премьера «Я пришел» на «Радио России». С 1 января права на пьесу вернулись ко мне, и надеюсь, что она все-таки будет воплощена на сцене.

– В какой момент оказалось важнее заниматься процессом, то есть формированием контекста белорусской современной пьесы, нежели самим собой? Почему вы стали заниматься «собиранием земель»?

– Стало понятно, что «публичное одиночество» никак не изменит ситуацию. Нестерпимо захотелось, чтобы в Беларуси появился свой контекст новой драмы, тем более все предпосылки для этого были: молодые драматурги стали получать призы на российских конкурсах, начали активно общаться между собой, ряд режиссеров и актеров проявили к этому интерес. Нам оставалось лишь «подтолкнуть вагон», чтобы он покатился: организовать процесс альтернативного образования, создать конкурс современной драматургии, ставить спектакли, активно их прокатывать, вывозить драматургов и режиссеров в Европу и Россию.

– Неужели конкурс современной пьесы, который вы провели, был в действительности первым в жизни республики, пусть даже еще и в составе СССР?

– До этого был лишь конкурс, проводимый министерством культуры – он собирал пару десятков пьес и не имел ровным счетом никакого резонанса. Однажды главный приз этого конкурса получил

председатель жюри. Нам удалось собрать представительное международное жюри и организовать абсолютно прозрачный процесс определения победителей.

– Каким образом вам удалось «заполучить» Тома Стоппарда в Минск?

– Том согласился стать попечителем нашего конкурса после того, как Наташа (жена Н.Х.) написала ему письмо, а когда проект стал перерастать в настоящий театр, он приехал. Поначалу он говорил: «Я сам не понимаю, почему приехал сюда». Только потом, когда мы сблизились, стало понятно, что Том хотел пережить ощущения, описанные в его новой пьесе, которую закончил прямо перед приездом к нам. Это пьеса о молодых людях, живших в Чехословакии времен коммунистической диктатуры – она называется «Rock’n’roll». Он снова хочет приехать в Минск на премьеру нашего спектакля «Поколение Jeans», который рассказывает о молодых людях, живущих в Беларуси – «последней диктатуре в Европе».

– Кто поддерживает вас в Белоруссии? Какие силы удалось собрать?

– Мы собрали очень сильных актеров, работавших и работающих в ведущих белорусских театрах. Во многом это заслуга режиссера Володи Щербаня, способного работать самоотверженно. Если говорить о поддержке, то она исходит в основном от зрителей, которые помогают всем, чем возможно; от оставшихся независимых журналистов; от друзей, которые предоставляют для показов даже собственные квартиры. Еще очень важно сказать о той культурной солидарности, которую мы ощущаем со стороны наших латышских и литовских коллег; всего российского новодрамовского сообщества, которое оказывает подчас неоценимую помощь.

– Есть ли какая-либо реакция со стороны «официального» театрального мира?

– Поначалу они старались театр «не замечать», но когда прошли первые зарубежные гастроли и первые гастроли внутри стр

аны, нас стали «прессовать».

– Как конкретно?

– Давление на хозяев площадок, где мы работали, со стороны управления делами президента; прессинг актрис директором главного национального театра; угрозы в адрес человека, который предоставил собственную квартиру для премьерного показа спектакля по пьесе Наталии Мошиной «Техника дыхания в безвоздушном пространстве». Режиссеру Владимиру Щербаню, который работает в Театре им. Янки Купалы, отказано в постановках… можно долго продолжать.

– Власть, кажется, буквально вынуждает вас стать культурной оппозицией. Вы не боитесь превратиться в объединение, где политика будет важнее эстетики?

– Мы стали культурной оппозицией уже тогда, когда стали заниматься творчеством, игнорируя государственную «крышу». Точно также оппозицией стали десять рок-групп, которым запрещен эфир за то, что однажды они выступили на митинге протеста. Целый ряд литераторов лишен возможности печататься по политическим мотивам. Беларусь сегодня является единственной страной в мире, где проходят подпольные КВНы. Но я хочу подчеркнуть: мы не декларируем политических идей, мы говорим о моральности театра и отстаивании права на свободу творчества.

– В чем, на ваш взгляд, белорусский опыт объединения современной пьесы мог бы обогатить аналогичное российское движение?

– Пожалуй, единственное, что сегодня может оказаться полезным для российского театрального пространства, это наши попытки спровоцировать интеграцию актеров, режиссеров, критиков, музыкантов, художников и литераторов в контексте актуального театра. Как сказал американский режиссер Дэниел Бэнкс, познакомившись со «Свободным театром»: «Поразительно, что у вас в одной аудитории сидят люди, которые в обычной ситуации находятся в противоположных окопах»