Фернандо Аррабаль

Биография

В отличие от двух других Толстых (его родственников), Алексей Константинович никогда не увлекался ни нравственно-философскими исканиями, ни политическими "играми" с власть предержащими. Он просто писал.

"ЛЕНИН БЫЛ ОТЦОМ ДАДАИЗМА"

Известному французскому писателю испанского происхождения 70 лет. Он приехал в Москву, по слухам, для того лишь, чтобы принять участие в марафоне в День города. Это не самая экзотическая шутка известного скандалиста. С Фернандо АРРАБАЛЕМ на свой страх и риск встретилась наш обозреватель Юлия РАХАЕВА.

- Вы действительно приехали для того, чтобы участвовать в марафоне?

- Это, конечно, шутка. Я не бегун: после того как в детстве переболел туберкулезом, с трудом прохожу больше 30 метров.

- Тогда для чего?

- Все очень просто: в издательстве "Текст" вышла моя первая книга на русском языке "Красная мадонна". Это для меня большое событие.

- Большое - потому что в России? С чем для вас связана Россия?

- С Христом и Сервантесом.

- ???

- С Сервантесом - потому что о нем очень плохо, даже враждебно отзывался Набоков, но за этой враждебностью была скрыта страсть. С Христом - потому что Достоевский говорил: если нет Бога, то все позволено. Примерно то же говорил и Ленин, кстати, христианин и аристократ по происхождению.

- Ну если уж у вас Достоевский и Ленин чуть ли не единомышленники, понятно, почему вас считают скандалистом...

- Скандал - слово греческое. Приблизительно оно означает западню, в которую попадаются. Ни я, ни мои друзья никогда намеренно не пытались устроить скандал или провокацию. Но иногда какой-нибудь фильм, пьеса, случайно брошенная фраза вызывает скандал. И за ним остается непонятой суть того, что его вызвало. И мы об этом очень жалеем. Вчера Беккет, Дали, Пикассо, сегодня Кундера... Я понимаю, почему в Испании по приказу Франко на моих фильмах в кинозалы подкладывались бомбы. Но недавно в Братиславе вызвала скандал моя книга про Эль-Греко, что для меня загадка. Еще загадочнее скандал в Америке вокруг моей пьесы "Наручники в цветах". Скандал - как успех, как любовь. Это всегда неожиданно.

- Что касается Дали, он-то скандалил вполне осознанно.

- Я думаю иначе. Хотя Дали никогда не говорил со мной всерьез, не обнажался передо мной. Для меня он прежде всего был человеком, увлеченным наукой, его чрезвычайно интересовала молекулярная биология. В конце своей жизни, лежа под капельницей, он устроил конференцию - что-то вроде "Математика сегодня", а сам слушал из-за двери. Покров скандала скрывал гения, которым он, безусловно, был. И только сейчас его картины начинают обретать истинную ценность.

- Вы говорили, что художник обязан открывать даже то, чего он сам стыдится. Не заложен ли в этом элемент скандальности?

- Писатель только и может, что рассказать свою жизнь. Моя жизнь - в романах, пьесах, фильмах. И для меня в этом нет ничего скандального.

- Такой вещи, как внутренняя цензура, для вас не существует?

- Нет, я слишком много страдал от внешней цензуры.

- Знакомы ли вы с Эдуардом Лимоновым?

- Я был в редколлегии журнала "Idiot International", который основал Жан-Поль Сартр, а Лимонов там печатался. Сейчас мне о нем ничего не известно.

- Он находится в тюрьме.

- Он что, кого-то ограбил или убил?

- Нет, просто у одного из членов его партии нашли оружие.

- Он коммунист?

- Национал-большевик.

- Все это очень серьезно. Хотел бы больше узнать об этой истории, чтобы не делать легкомысленных заявлений. Я горжусь, что в свое время вытащил из кубинской тюрьмы двух поэтов-диссидентов. Позже я подружился с Владимиром Буковским и даже написал пьесу, которая имела большой успех не только во Франции, но и во всем мире. Это комедия о том, как Буковского обменяли на генерального секретаря компартии Чили Луиса Корвалана.

- Можно ли судить искусство в категориях морали?

- Мораль - это аспект любви, который существует с сотворения мира. Зачинателем современной морали был Блаженный Августин. Его понимание морали то же, что и у дадаистов. Кстати, возможно, что у истоков дадаизма стоял Ленин. Но, кто бы его ни основал, вот два основных постулата дадаизма: первый - в искусстве и литературе все возможно, второй - морали не существует.

- Вы до сих пор руководствуетесь этими постулатами?

- Нет, я порвал с дадаизмом, и с сюрреализмом, и даже с немецким концептуализмом. Но я всю жизнь боялся прихода большевистской морали, морали исключительности. И поэтому я основал течение под названием "паника", свой "панический" театр, в чем-то близкий к абсурдистскому. Он основывается на невозможности убивать друг друга, изгонять кого-то, и поэтому сейчас, 40 лет спустя, все так же популярен у молодежи и в Америке, и в Европе.

- У нас сейчас снова актуальны попытки разведения эротики и порнографии. Вы их в свое время развели как хорошее и плохое. Но кто и как решает, что хорошо и что плохо?

- Ничего нельзя развести до конца. Всегда остаются амбивалентность и смятение.