Елизавета I Тюдор

Елизавета I Тюдор: ИСТОРИЯ ИЛЛЮЗИЙ (НАЧАЛО)

Нет в британской истории и, пожалуй, в мировой литературе исторического персонажа более излюбленного, чем королева Елизавета I Английская. Историков привлекает героика и пафос 45-летнего царствования, поэтов и драматургов — невероятные перипетии сложной неординарной судьбы.

1. ПРЕЛЮДИЯ

Елизавета стала литературной героиней еще при жизни, когда поэты Английского Возрождения (Ф.Сидни, Э.Спенсер, К.Марло) посвящали ей бесконечные баллады, стихотворные циклы и поэмы, награждая вычурными пышными именами: Глориана, Элайза, Бельфеба, Королева Фей… Ее литературная история бесконечна. Елизавета вдохновляла Шекспира, Вальтера Скотта, Шиллера, Гюго, Генриха Манна, Цвейга, Брукнера, Викторию Холт, Питера Акройда (и это только из числа крупных, маститых литераторов).

Королева привлекла жадное внимание историков спустя короткое время после своей смерти, когда на фоне бездарного правления Стюартов (королей Иакова I и Карла I) ее долгое царствование неожиданно стало казаться золотым веком. Исторические исследования правления Елизаветы и ее эпохи насчитывают много сотен томов.

Мнения историков и литераторов о королеве диаметрально противоположны. Литераторы, начиная, пожалуй, с Шиллера, упорно видят в ней отрицательную героиню, в писательской субъективности и романтизме не способные простить Елизавете казнь королевы Марии Стюарт. На взгляд же многих историков — это один из самых мужественных и абсолютно оправданных ее поступков.

С историками вообще дела обстоят несоизмеримо сложнее. Чуть ли не четырехвековая историографическая традиция предписывает говорить о Елизавете с неизменным восхищением, и на то есть свои причины. Авторы первых панегириков в адрес Елизаветы — Фулк Гревилл и Уильям Кадмен написали историю ее царствования в первые десятилетия 17-го века. Их труды, однако, носили не только исторический характер. Королева была обряжена в одежды, которые сама бы узнала с трудом; ее новый образ был всего лишь инструментом политики, своеобразной палкой, которой били царствующих преемников — незадачливых королей-шотландцев, сначала Иакова, а потом — Карла. Именно к 1620-м годам, когда короли Стюарты оказались настоящим разочарованием, Елизавету решили сделать — в укор им и в назидание их наследникам! — образцом всех монарших добродетелей.

В XIX веке имперским историкам Великобритании тоже требовался идеальный персонаж, который мог бы вызывать чувство национальной гордости и свидетельствовать о величии и справедливости монаршей власти — тут-то и пригодился миф о великой королеве, созданный в XVII-м веке.

Историографическая традиция превозносить Елизавету и ее правление до последнего времени была незыблемой. В истории каждой страны существует миф о некоем идеальном государственном деятеле, олицетворяющем Нацию. В античной Греции это был Перикл, в США — Авраам Линкольн, в России — Петр I, в Англии — Елизавета. Лишь недавно британские историки стали задаваться вопросом, насколько панегирики в адрес выдающегося правления королевы-девственницы соответствуют действительности. Сделанные ими выводы (например, в работах К. Хейга и К.Эриксон) производят удручающее впечатление. Однако для большинства «час Х» еще не наступил: достаточно просмотреть новейшие учебники по истории для школ и даже вузов, где тиражируются все те же старые добрые мифы о великом и сильном царствовании.

Что же это за мифы, и какая реальность их разбивает?

1. «АБСОЛЮТИЗМ ТЮДОРОВ»

Вначале напомним некоторые хорошо известные факты.

Елизавета I — дочь короля Генриха VIII и его второй жены Анны Болейн. Неукротимый, во истину королевский нрав Генриха стал причиной многих политических проблем, которые преследовали Англию на протяжении всего XVI-го столетия.

Для того чтобы жениться на Анне, король решил развестись с первой женой, которая была дочерью короля Испании. Отношения с Испанией безнадежно испортились. Папа Римский, активно влияющий на светские дела во всех европейских государствах, запретил развод, однако Генриха это не остановило. Он пошел на полный разрыв со Святым Престолом (нажив для Англии еще одного злейшего врага), объявил главой англиканской церкви самого себя и, решая заодно уж и финансовые проблемы казны, отобрал у монастырей львиную долю собственности и земель в пользу короны. Так в Англии началось движение Реформации. Со временем в южной части острова Реформация победила, на севере же сохранилось католичество, так как сосредоточенные там знатнейшие и богатейшие семейства королевства не желали подчиняться произволу и насилию со стороны короля.

Тем временем ветреному Генриху VIII Анна Болейн очень скоро наскучила. По ложному обвинению в супружеской и государственной измене она была заключена в Тауэр и несколько месяцев спустя казнена. Трехлетнюю Елизавету объявили незаконнорожденной и лишили права престолонаследования. Генрих еще не раз будет менять свое решение о наследниках, и принцессе то даруют, то отбирают права на трон. Так или иначе, после многочисленных лет прозябания и лишений Елизавета все-таки оказывается на английском престоле, вполне законно, по праву наследования, после своего сводного брата Эдуарда и сводной сестры Марии, которые умерли бездетными.

Молодой королеве исполнилось 25 лет. Она была хороша собой, самоуверенна, умна. Ее образование внушительно, но — вопреки мнению многих историков — отнюдь не уникально, скорее, типично для особы королевской крови, пусть и женского пола. Ее покойная сестра Мария была образованна, несомненно, лучше. Большими успехами в освоении языков и наук отличалась и Мария Стюарт — сестра двоюродная, королева Шотландии.

Главный минус Елизаветы при вступлении на престол — ее абсолютная неопытность в государственных делах, поэтому ей, как и ее предшественникам, пришлось опираться на Тайный государственный совет, состоящий из наиболее влиятельных, политически сильных людей королевства.

Авторитет первого лица в Совете автоматически поднимался на недосягаемую высоту. Этим первым лицом стал Уильям Сесил, лорд Берли. Талантливейший, фантастически работоспособный человек, он занял пост Государственного секретаря отнюдь не новичком в политике. Уже более 10 лет он занимался государственными делами, будучи одной из ключевых фигур прошлого царствования. Многое — если не все — в государстве зависело именно от него, а не от пресловутой «королевской воли». Действительно, если вдуматься в перечень функций, которые приходилось ежедневно брать на себя Сесилу, то привычное представление об абсолютизме Тюдоров (и Елизаветы, в частности) мгновенно девальвируется.

В те времена, когда информированность политика означала едва ли не 90 процентов его успеха, Сесил, воистину, был королем информации. Вся иностранная корреспонденция королевы проходила исключительно через его руки. Сотни агентов короны, разосланные по всему миру, присылали государственному секретарю свои отчеты. Послы иностранных дворов предпочитали предварительно поговорить с Сесилом, который давал подробные инструкции, что и как нужно докладывать королеве на высочайшей аудиенции. Точно так же инструктировались и английские послы за рубежом. Королева была вынуждена довольствоваться только той информацией, с которой ее сочли целесообразным ознакомить. Сесил не ограничивался только отбором информации — в его власти было и подать ее так, как угодно в соответствии с намечаемым политическим курсом, выработанным на Совете. Поскольку королева очень редко присутствовала на заседаниях Совета, акценты вполне можно было смещать, ослабевая или усиливая то или иное обстоятельство. Если же королева упрямилась, и нужное решение все-таки не принималось — Сесил не брезговал и обыкновенным шантажом, грозясь уйти в отставку. Без него Елизавета была как без рук, поэтому — какая уж там абсолютная власть монарха! — приходилось соглашаться.

Конечно, Елизавету не очень-то устраивало сложившееся положение дел. Она пыталась сопротивляться информационной блокаде, добывая нужные ей сведения самостоятельно — заранее перехватывая тех же иностранных послов или же допрашивая каждого советника наедине, с пристрастием, а потом делая самостоятельные выводы из сказанного ими. Однако в этой ожесточенной информационной борьбе победа была не на ее стороне. Именно поэтому, а не только из-за особенностей характера Елизаветы (как принято считать), и родился этот странный, крайне затрудняющий ведение любых дел феномен английского двора — решения здесь принимались крайне медленно, через череду проволочек и бесконечных откладываний «на потом». Елизавета, чувствуя недостаток информации и не доверяя своим советникам, предпочитала вообще не принимать никаких решений из опасения принять неправильное. Пока она перепроверяла сведения, прикидывала и раздумывала, ее ответ советникам был один: «нет ответа», а время между тем шло, обстоятельства и ситуация менялись, требуя нового подхода, и возможность решить что-то (а значит, сделать!) оказывалась безвозвратно упущенной. Вряд ли это благоприятствовало ведению государственных дел и государственному благу. Тот же Сесил со вздохом провожал месяцы и даже годы, сожалея об упущенных возможностях. В 1573 году он составил весьма примечательный документ «О некоторых делах, в которых задержки и медлительность Ее Величества привели не только к неудобствам и увеличению расходов, но также к опасностям». Елизавета ознакомилась с докладом Сесила; однако и после этого в ее поведении совершенно ничего не изменилось.

2. ИДЕИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ

Конечно, было бы слишком просто свести суть проблемы только к информационной войне. Беспрецедентная медлительность королевы была ее тактикой и тогда, когда все обстоятельства дела были прекрасно ей известны. Очевидно, что был и другой посыл. Какой же именно? На этот вопрос невозможно ответить, если не рассмотреть другой вопрос: а чем, собственно, руководствовалась королева, принимая решения? Была ли в основу ее власти (ее правления) положена некая идея? Сама Елизавета постоянно говорила о своем избранничестве, о божьем расположении и о том, что всё ее правление целиком направлено на заботу о любимом народе. Долг Елизаветы, состоящий в неустанной заботе о народе и созидании на благо «маленькой Англии» — это апокриф, усвоенный не только литературой и кинематографом (вспомним «оскароносный» фильм Ш.Капура «Елизавета»), но и большинством ученых. Точка зрения историка К.Хейга звучит гораздо более правдоподобно: «Целью Елизаветы в качестве королевы было быть королевой; ее использование королевской власти не было средством к достижению высших целей, это само по себе было целью. … Может быть, королева Елизавета и служила Богу, но уж никак не своему народу».

Тем не менее, внимательный анализ многочисленных источников позволяет увидеть еще одну цель, гораздо более определенную, конкретную, абсолютно прозаическую, руководившую едва ли не каждым поступком Елизаветы. Эта цель — сохранение собственной жизни. Обстоятельства рождения Елизаветы (в свое время при английском дворе серьезно обсуждался вопрос, был ли Генрих VIII ее настоящим отцом) и тот факт, что король, разведясь с ее матерью, первоначально лишил Елизавету права на престол, — все это делало монаршее положение крайне сложным и нестабильным. Все 45 лет царствования находились желающие оспорить у королевы ее права на власть. Елизавета рано (и навсегда) свыклась с сознанием, что всего лишь шаг отделяет трон от эшафота, поэтому всю свою жизнь опасалась сделать этот неверный шаг и предпочитала вообще оставаться на месте так долго, как это было возможно. Суть ее медлительности — внутренняя неуверенность, страх. Уход от проблем, упование на их саморазрешение — все это было настоящим бичом долгого елизаветинского царствования. Елизавета тянула время, потому что крайне боялась любых решительных мер, способных нарушить иллюзорное, призрачное — но все же равновесие в окружающем ее мире. Ей казалось, если она замрет, затаится, беды и смерть не заметят ее и пройдут мимо. Совершенно некоролевская, но до мозга костей женская тактика и стратегия.

Окончание следует.