Елена Мизулина

"Персона" No.3, 2000

Политиков не любят. Потому что власть - единственное, что доставляет им радость. Ради нее они готовы на все. "Политика - тухлое яйцо", - сказал Александр Васильевич Суворов. Что же там может делать интересная, умная, профессионально удачливая женщина? Зачем ей это сборище самодовольных, завистливых, горластых мужиков, каким представляется наша власть?

Родилась в Костромской области

1972-1977 - студентка юридического факультета Ярославского университета

1977-1985 - сотрудник областного суда в Ярославле

1983 - защита кандидатской диссертации в Казанском университете

1985-1992 - старший преподаватель, доцент, заведующая кафедрой в Ярославском пединституте им. К.Д. Ушинского

1993 - доктор юридических наук

1993 -1996 - депутат Верховного Совета Российской Федерации, заместитель председателя Комитета по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам

1995 - депутат Государственной Думы по Ярославскому округу от партии "Яблоко"

1999 - депутат Государственной Думы, заместитель председателя Комитета по законодательству и судебно-правовой реформе

- Ваши родители, насколько я знаю, были убежденными коммунистами?

- Да, мой отец был коммунистом, мама никогда в партии не состояла. Но я уверена, что отец был бы сейчас если не в "Яблоке", то, не сомневаюсь, среди демократов. В годы Советской власти он, убежденный коммунист, очень смелый и сильный человек, позволял себе жесточайшую критику в адрес партии. У него всегда было обостренное чувство справедливости. С работы его за это снимали не раз, но, слава Богу, семья избежала репрессий. Все говорят, что у меня отцовский характер. От него - обостренное чувство справедливости, умение защищать себя и других.

- Наша власть с женщинами вообще не считается. Сложно в такой власти работать?

- Сложно. Политика - очень жестокая сфера для женщины, в России особенно. К ним предъявляют более высокие требования, чем к мужчинам. Нам не прощают ни одного промаха. Очень много в политике мужчин амбициозных, болезненно воспринимающих женщин. Если мужчина умный, ему нравятся умные женщины. Но если мужчина глупый, то он начинает умную женщину притеснять, иначе на ее фоне будет заметно, как он глуп. Я научилась не обращать на это внимания, для меня важно заниматься своей работой, мне интересна законодательная деятельность.

Все, чем в жизни занималась и занимаюсь, я люблю. Любила быть преподавателем в институте, выступать в суде. Я люблю встречаться с избирателями, мне это нравится. Если я уйду из политики - у меня есть много интересных планов. Дело в другом: это вопрос долга, а долг для меня всегда первичен. Так отец воспитал.

- Долг... Не слишком ли высокопарное слово в нынешние времена?

- Я так не считаю. Для женщины, особенно русской, долг - это естественно. Долг по отношению к семье я выполняю, дома все хорошо, я ни на кого ничего не взвалила. Семья помогает и поддерживает меня. Если бы мне муж сказал: все, хватит, - надоело, - я бы ушла из политики. Но этого не случится, муж - мой единомышленник.

(Когда Елене Мизулиной предложили пойти на выборы, она отказалась. Ее убедил сделать это муж. Он организовал и первую избирательную кампанию. А потом провел и все остальные. Муж Елены Борисовны, юрист, философ и политолог, - ее единомышленник. А познакомились они в Ярославском университете. "Мы учились вместе: на одном курсе, в одной группе. Так что это - судьба, - говорит Елена Борисовна. - Он считался у нас звездой на факультете и закончил университет с красным дипломом".)

- А если появятся внуки и сын попросит вас заняться их воспитанием?

- Он мне никогда такого не скажет, я в этом уверена.

- Но ведь и у вас может возникнуть такое желание?

- А вот тогда другое дело, это будет мое желание. Оно может быть основано только на одном: я действительно там нужна. Для меня важно находиться там, где от меня есть польза, где я могу помочь. Я уже думала - оставаться в политике или уйти: ужасной была последняя избирательная кампания - жестокой, несправедливой. Испытала это на себе, причем со стороны людей, которым много помогала, со стороны своих избирателей. Для меня стоял вопрос: так ли я тут необходима, зачем трачу время? Много об этом думала и пришла к убеждению - я все-таки должна быть здесь, в законодательной власти, я нужна, потому что уже многое умею, знаю.

- Вы считаете, что можете что-то изменить в нашей стране?

- Я считаю, что, работая в Государственной Думе, я изменила Государственную Думу, и надеюсь, что меняю сейчас. Если бы не думала так, не была бы в Думе, в политике. Пока ко мне будет доверие, я буду это делать. Заметьте, со мной очень не любят спорить политики. Мне очень трудно возражать, потому что меня трудно обвинить в том, что я голословно, не аргументировано высказываю свою точку зрения. А ведь я хочу только одного: услышьте меня, подумайте над тем, что я сказала, и скорректируйте свои действия.

- Как вы считаете, наш новый президент способен вас услышать? Может ли он вообще изменить что-то в России?

- Я не готова сказать, что может Путин. Он говорит много вещей, с которыми я абсолютно согласна. Факт, что его учителем был Анатолий Александрович Собчак, - для меня тоже показатель. Я не берусь утверждать, что Путин не сможет преобразовать государство, Но я не берусь утверждать, что он сможет это сделать.

- А вы беретесь утверждать, что это мог сделать лидер вашей партии - Явлинский?

- Я берусь утверждать, что Явлинский не причинил бы вреда.

- Этого мало.

- Нет, это много. Все решения, которые власть предлагает, должны оцениваться прежде всего с такой позиции: они исключают причинение вреда людям, стране или нет? Если возможен вред - решение нельзя принимать. Заложить заранее определенный результат невозможно. Когда кто-то говорит: я гарантирую, что сделаю страну рыночной и свободной, - он лжет. Тем и отличаются социальные технологии, что здесь невозможно жестко получить тот результат, который хочешь. Потому что люди разные. Человек может действовать совершенно непредсказуемо. Но можно исключить наступление нежелательного результата. Какой нежелательный результат для России сегодня? Еще больший развал российской государственности, гибель людей, то, что у человека незаконно могут отнять собственность, лишить возможности будущего. Вот результаты, которые нежелательны. Предложить схему, которая точно сработает, невозможно. Можно предложить примерный вариант и двигаться по пути его реализации очень осторожно, умея всех выслушать и в нужный момент уступить. Я не знаю, способен ли на это Путин...

- Елена Борисовна, из бесконечного множества партий, существующих сейчас в России, вы отдали предпочтение именно "Яблоку". Почему?

- Ко мне обратился лично Явлинский. И я отдаю этому должное. Три раза мы встречались, и он рассказывал о себе, своих взглядах, почему "Яблоко", почему он в политике. Шел разговор о том, насколько близки наши взгляды, являемся ли единомышленниками. Я могла отвергнуть это предложение сразу, если бы "Яблоко" было для меня чуждым. Но это не так. Почему внутри "Яблока" мне комфортно? Потому что серьезная дискуссия - обязательное правило существования партии. Я максимально использую эту возможность. И мне ее всегда предоставляют - до принятия общего решения. Поэтому мы так солидарны.

- Елена Борисовна, партия "Яблоко", на мой взгляд, очень специфична. Быть постоянно в оппозиции - не самый лучший выбор для публичных политиков...

- Я лично считаю, что "Яблоку" искусственно создан ложный имидж. Может быть, это связано с тем, что в нашей партии много умных людей, а умным всегда нелегко. Несмотря на это, из молодых партий мы самые устойчивые. Но семь лет - небольшой срок для партийного строительства.

- Вы активно боролись за пост уполномоченного по правам человека. Вам действительно кажется, что эта работа - именно ваша?

- Да. Мне до сих пор очень жаль, что у меня не получилось, хотя прошло достаточно времени. Знаете, я, наверное, могу быть очень неинтересной, скучной, инертной... Но только до тех пор, пока на меня или на людей, находящихся рядом, говоря на нынешнем слэнге, не наезжают. Если это происходит, моя активность становится... невероятной. Столкнувшись с несправедливостью, я просыпаюсь совершенно другим человеком. Такой, видимо, у меня тип поведения.

- И удается - защищать?

- В том-то и дело. Мне приходилось в жизни защищать и себя, и других. Много раз. Я убедилась, что у меня получается, люди мне верят, ко мне идут. Работа с обращениями, с жалобами - неизбежная часть депутатской деятельности - очень многим кажется нудной, скучной, неинтересной. Но не мне. Депутат в каком-то смысле тоже уполномоченный по правам человека. Я чувствую себя удобно, помогая людям. Для меня это необременительно.

- На мой взгляд, права человека, в большей или меньшей степени, не соблюдаются ни в одной стране мира...

- Я с вами не соглашусь. Одно дело - нарушения прав человека, которые носят эпизодический характер, например в странах Европы, в Америке. Другое дело - очевидная тенденция не соблюдать права, не брать их в расчет, если хотите, идеология нарушений, игнорирования прав человека, которая есть у нас. Это разные вещи. Известно, что в странах, где нарушение прав человека не носит идеологического, массового характера, очень высокий уровень жизни. С этим связано ощущение стабильности, возможность планирования своей деятельности - и производственной, и социальной. Поэтому в европейских странах так пристально относятся к правам человека, так развиты институты, защищающие его права. С сожалением могу сказать: у нашей власти все направлено на иные цели. Права человека как ценность вообще властью не воспринимаются.

Тут все просто. Если права человека - ценность, то официальные власти должны сделать так, чтобы суды были независимыми от них, чтобы граждане не боялись судейской несправедливости, предвзятости. Когда власти привязывают, притягивают к себе суды, уполномоченного по правам человека, генерального прокурора - это попытки отодвинуть их от простого человека, гражданина, стремление лишить его возможности защитить свои права.

Указ Путина о материальных гарантиях для членов Конституционного суда - свидетельство ложного понимания прав человека. Если он считает, что наш Конституционный суд недостаточно материально обеспечен, он может воспользоваться правом законодательной инициативы, обратиться с поправками к закону о Конституционном суде в Думу. Тогда это будет открытое обсуждение, тогда судьи будут знать, что материальные гарантии зависят не лично от президента, не от его указа - который сегодня есть, а завтра может быть отменен, - но предоставлены им Конституцией. Законодательная процедура не имеет автора, здесь много участников. Поэтому Конституционный суд, как и любой другой, в таком случае не утратит своей независимости.

- А ситуация с Чечней?

- Все, что там происходит, очевидно доказывает: наша власть не признает права человека как ценность. Право человека начинается с его жизни. Жизнь человека, просто жизнь человека - неважно, какой он национальности, - вот главное. Нынешний уполномоченный по правам человека Олег Миронов заявил, что пока идет война, ему в Чечне делать нечего. Но война - самое большое нарушение прав человека.

- А что бы сделали вы? Конкретно?

- Офис уполномоченного перенесла в Грозный, Моздок или Владикавказ и сама бы туда поехала. Я понимаю, это риск. Но доверие со стороны мирных граждан, международной общественности к уполномоченному было бы больше, потому что он - не военный человек. Когда переговоры с мирными жителями ведет генерал, какой бы добрый он ни был, цена этим переговорам минимальна. Потому что люди все равно ему не откроются до конца, да и сам он им вряд ли доверяет - все время невольно думает: а если под видом мирных жителей скрываются террористы? Будет он до конца искренен с этими людьми и доброжелателен? Нет. Так же, как и они с ним. Было бы иначе, если бы эту нагрузку взял на себя уполномоченный по правам человека.

Вы посмотрите, что делает Миронов. Он собирается обратиться в Думу с предложением создания комиссии по расследованию нарушений прав человека в Чечне. Спросите у любого уполномоченного из любой другой страны: есть у него такие возможности, как у нашего? Нет у него таких возможностей. Мы законодательно Миронову огромные полномочия предоставили, в Уголовно-процессуальный кодекс поправки внесли. Он может любые материалы истребовать, знакомиться с уголовными, гражданскими делами, делами об административных правонарушениях, получать объяснения должностных лиц, обладает массой рычагов воздействия на многие государственные структуры... А он обращается к депутатам, у которых нет этих полномочий. Что за беспомощность!

- Вы не пытались сотрудничать с Мироновым, решать проблемы вместе?

- Я давно его знаю и хорошо к нему отношусь, но у него другая идеология. Например, я, депутат, опирающийся на общественное мнение, - против смертной казни, а он, уполномоченный по правам человека, призванный защищать человека в том числе и от общественного мнения, говорит: надо учитывать, как относятся к этому люди.

Он считает, что государство - не враг гражданину и правам человека. Я исхожу из иного. Государство - всегда враг правам человека, в любом обществе, а в России - особенно. Быть уполномоченным по правам человека - это быть в оппозиции к государству. Можно быть гибким, дружным с властью. А нужно говорить власти: здесь вы ошибаетесь, сделайте иначе. Только утверждать это нужно аргументировано.

- Вы не боитесь спорить с властью?

- Я никогда не стою просто на позиции отрицания, всегда стараюсь быть конструктивной, использую максимум возможностей, чтобы достичь согласия до того, как выступать с публичной критикой. Моя открытая, жесткая, критичная позиция - всегда результат отказа официальной власти услышать меня и пойти навстречу не мне лично, а тем людям, которых я защищаю.

- При такой работе наверняка случаются нервные стрессы...

- Что есть, то есть. Снимаю я их разными способами. Во-первых, со мной всегда мой муж, он помогает, дает выговориться, всегда выслушает. У меня две кошки: персидская и экзотическая. Очень умные животные. И они помогают - известно, что это один из лучших способов снятия стрессов. А еще - цветы. Я не случайно их завела и ухаживаю за ними. В кабинете и дома у меня очень много цветов. Домашний труд - тоже, кстати, способ отвлечься.

- Как вы управляетесь при такой занятости с семейными, домашними заботами?

- У меня домашней работы - как у любой другой женщины. Я от нее несвободна, это дополнительная нагрузка, но я люблю, чтобы в доме было чисто и прибрано. Меньше времени остается для личной жизни, отдыха. Привыкла ни на кого не рассчитывать, но мои домашние помогают: мама, дочь. Нередко свекровь приезжает, замечательная женщина. У меня в семье все нормально, только мама очень больна, ей 81-й год.

- А отдыхать получается?

- Не очень. В выходные дни, когда была депутатом от Ярославля, шесть лет подряд уезжала в округ. Сейчас по субботам, как правило, работаю в Думе, иногда и по воскресеньям. Но если есть свободное время, мы с мужем ходим в театр. Начала осваивать Москву: она мне пока почти незнакома. Хотя я здесь и работаю, жить в столице только начинаю. Мне начинает нравиться Москва. А в отпуск уезжаю не больше, чем на неделю, чаще за границу. Есть в Думе путевки льготные, мне неловко их брать, да это и не отдых. Я в 94-м году поехала в Ялту, и что? Вокруг одни депутаты и постоянные политические дебаты.

- Кстати, о путевках, и не только. Вам не кажется, что у народных избранников слишком много льгот и привилегий? Одна неприкосновенность чего стоит!

- Это ложный стереотип. Неприкосновенность - не привилегия. Понимаю, что такое заявление сегодня непопулярно, но я - за неприкосновенность. Она позволяет мне быть независимой от кого бы то ни было. И главное, зачем нужна неприкосновенность - для защиты от "наездов" власти, ни от чего другого.

- И это говорите вы, юрист и законодатель?.. Почему в нашей стране такие законы, которые могут трактоваться и использоваться по личному усмотрению, что, кстати, не имеет никакого отношения к коммунистическому прошлому?

- Да, законы у нас пока ужасные. В конце XIX - начале XX века Россия стала выходить на цивилизованный тип законов, в том числе в уголовно-процессуальной сфере, но... Семнадцатый год, революция все разрушили. При советской власти многие наши законы имели антиправовой характер. Да и сейчас почему закон - дышло? Потому что мы его таким пишем, пишем сознательно, чтобы людям было не в продых, чтобы только чиновник от этого выигрывал. Вот я и хочу это изменить, хотя понимаю, что полностью исключить даже небольшую лазейку - невозможно. Умный и изворотливый человек всегда будет искать вариант, как обойти закон. В прошлой Думе при работе над законодательством я пыталась действовать только коллективно. И убедилась, насколько это сложно и малопродуктивно. Сейчас решила идти по другому пути. Буду вносить на обсуждение персональные законопроекты. Подготовить я могу любой. Дело только в моих физических возможностях. Здесь мне не хватает школы, учеников. Если бы была лаборатория, люди, обученные моей законодательной технологии, все можно было делать быстрее и продуктивнее.