"Мне нечасто удается пооткровенничать с моим двадцатипятилетним сыном Митей, - рассказывает Сергей Соловьев, - но как-то раз он поведал мне потрясающую историю девушки, в которую был влюблен. Когда я дослушал до конца рассказ об этом романе, меня осенило: это же великолепный сюжет для будущего фильма!
журнал "Караван Историй", июнь 2000
Сценарий был готов, а актрисы на роль любимой девушки моего сына мы все никак не могли найти. Съемочная группа искала и в Париже, и в Москве. Я побывал в бесчисленном количестве модельных агентств, на всевозможных кастингах пересмотрел самых разных красавиц. Но, понимаете, по отдельности у них все было хорошо - ножки, ручки, глазки, а вот личности сквозь всю эту прелесть не просматривалось.
И вдруг та самая девушка, Лена Комаева, совершенно случайно заглянула на мою дачу в Снегирях. Я приехал туда вместе с Митей, но так как не позаботился о том, чтобы заправить бак своего "Мерседеса" бензином, да вдобавок еще и потерял ключи от машины, то застрял за городом на целых два дня. Когда в моем кабинете появилась Лена, я сначала не обратил на нее никакого внимания. Такая худющая двухметровая верста, а героиня представлялась мне ангелоподобным созданием. Только в тот момент, когда Ленка уехала, до меня вдруг дошло, что, может быть, именно ей и стоит попробоваться на роль главной героини... Правда, на съемочной площадке прошло немало времени, пока мы нашли общий язык. Ленка, например, в день съемок запросто могла появиться побритой наголо. "Красиво", - говорит. Я согласен, красиво: она становится похожей на Нефертити. Но перед тем как осуществить это превращение, неплохо было бы поставить в известность костюмера и режиссера, чтобы мы успели сообразить, почему это вдруг на середине картины главная героиня появляется с лысой башкой..."
- Лена, а вы долго привыкали к Сергею Александровичу?
- Я немножко нервничала. Соловьев на съемках ужасно переживает, топает ножками и кричит. Когда поток его красноречия обращался в мою сторону, я просто начинала рыдать. Пару раз из-за того, что я плакала и никак не могла успокоиться, приходилось останавливать весь рабочий процесс. После таких случаев Сергей Александрович уже не отваживался повышать на меня голос.
С Митей тоже было непросто. Так как нам приходилось играть влюбленных, а следовательно, было много сцен, в которых мы целуемся, я долгое время боялась спугнуть своего возлюбленного собственным дыханием... Дело в том, что один человек научил меня, как нужно справляться со всеми болезнями и неприятностями: просто съесть одну луковицу целиком, запив ее стаканом воды. Все беды как рукой снимает. Я частенько прибегаю к этому испытанному средству, поэтому от меня очень сильно несет луковым духом. В картине есть сцена, когда я заявляюсь в больницу к Мите в виде призрака, а от призрака, конечно, не должно ничем пахнуть. Так вот я очень боялась, что Митя невольно поморщится при моем появлении и испортит весь кадр. Но он выдержал.
- Я знаю, что на съемках вас ко всему прочему еще и машину учили водить.
- Просто была большая вероятность, что я к чертовой матери разобью роскошный красный "Мустанг", на котором по сценарию должна разъезжать по Парижу. За мной следила тысяча глаз, кричали, на какую педаль надо нажать, чтобы поехать, а на какую - чтобы остановиться. Если бы я влетела на этой машине в столб, весь бюджет картины накрылся бы просто в один момент.
Кстати, в фильме есть эпизод, где мы с Митей едем на машине по Москве. Я прошу его остановиться у ларька и иду покупать жвачку. Протягиваю деньги в окошко палатки, и вдруг мою ладонь накрывает волосатая лапа, украшенная жуткой печаткой. Я поднимаю глаза и вижу кавказца, который, сладко улыбаясь, спрашивает, как меня зовут. Я пытаюсь вырваться, тогда он приходит в ярость и опускает на мою руку железную раму окошка. Я рыдаю и корчусь от боли - так кончается сцена. Замечательна эта история тем, что вскоре то же самое - просто один в один - произошло со мной в реальной жизни. Я отправилась в хлебный ларек неподалеку от своего дома на Пролетарской купить лаваш. Протягиваю в окошко десятку. И тут мою руку накрывает страшная мохнатая лапа продавца-кавказца, который, улыбаясь, спрашивает, как меня зовут. Продолжения я ждать не стала и побежала от этого киоска со всех ног.
- Самое время рассказать, как вы вообще поселились на Пролетарке...
- Я впервые приехала в Москву в 1995 году и с того времени успела поменять немыслимое число комнат и квартир. Сейчас, например, снимаю комнату у пожилой сумасшедшей - женщина эта просто помешана на чистоте и протирает подъездную дверь, прежде чем за нее взяться. Они с дочкой принимают сильн
ое лекарство для людей с неустойчивой психикой - "Циклодон" называется. А потом тихо, без единого звука, сидят в своей комнате и читают книжки... В нашей квартире, наверное, витает вирус сумасшествия, потому что мне тоже нравится жить в стерильной чистоте и полной тишине - у меня дома нет ни телевизора, ни радио.
- Именно о такой жизни вы мечтали, когда собирались сбежать в Москву из родной Тулы?
- Я приехала в Москву, когда мне исполнилось семнадцать лет, мечтая лишь об одном - сделать успешную карьеру модели и навсегда покинуть город детства. Ни о каких бытовых трудностях я тогда не задумывалась...
Первый человек, к которому я отправилась в Москве, - это Саша Бородулин, хозяин модельного агентства "Мадемуазель". Я слышала, что он был одним из первых в Москве, кто начал набирать моделей из провинциальных городков. Агентство располагалось на Краснопресненской набережной, на корабле "Александр Блок". Были 3-4 свободные каюты, в которых оборудовали рабочие классы, а еще в одной разрешили поселиться мне.
Правда, вскоре моя наладившаяся было жизнь в Москве пошла насмарку, потому что агентство закрыли и я в прямом смысле слова оказалась на улице. Тогда меня очень выручил один человек. Мы познакомились с ним еще в Туле, когда снимался рекламный плакат для его компании, владеющей пятью вертолетами. Он приехал на съемочную площадку - в аэропорт - в роскошном лимузине, единственном в нашем городе. Я должна была сниматься в коротком теннисном платье. Не знаю уж, что поразило его больше - мои ноги или вид то и дело сверкавшей из-под платья задницы, но он влюбился, что называется, с первого взгляда.
Я была девушкой застенчивой, по дискотекам не ходила, со сверстниками ввиду своей непопулярности у них не общалась, поэтому меня порядком озадачил тот пыл, с которым он начал за мной ухаживать - дорогие подарки, огромные букеты цветов...
- Честно говоря, плохо верится, что вы, молодая, красивая девушка, были такой скромницей.
- Я понимаю, что верится с трудом, но это правда. Хотя у меня был один-единственный преданный друг - задолго до того, как появился этот поклонник на лимузине.
Прохор, настоящий красавец, высокий, светловолосый, был студентом тульского политеха. Каждый день, ровно в восемь вечера, он заходил ко мне домой и забирал меня на прогулку. Мы тупо отправлялись гулять в парк, при этом Прохор каждый раз шиковал - тратил на меня все свои деньги до последней копейки, покупая то пиво и чипсы, то шампанское и шоколад. Но в один прекрасный день я поняла, что мне надоели эти однообразные прогулки с совершенно бездеятельным Прохором, который даже не пробовал ко мне приставать и до сих пор ни разу не поцеловал. Тогда я решила взять инициативу в свои руки и потребовала от Прохора научить меня целоваться, потому что до семнадцати лет, пока я училась в школе, мальчики не обращали на меня ровным счетом никакого внимания (я была очень длинная - метр восемьдесят три и при этом крайне тощая), следовательно, у меня не было случая приобрести этот ценный навык.
В общем, Прохору в срочном порядке пришлось учить меня целоваться, а когда я вошла во вкус, мы начали целоваться просто безостановочно - везде, где только было можно, по нескольку часов. Вдоволь нацеловавшись, я пришла к мысли, что пора разобраться и с моей невинностью, которая к тому времени стала меня сильно тяготить. Моя ближайшая подруга была уже на последнем месяце беременности, а я все еще хранила свою девственность. Выбравшись с Прохором на очередную прогулку в парк, я (опять по собственному почину) предложила ему сделать меня женщиной. Было двенадцать ночи, парк опустел, поэтому мы совершенно спокойно расположились на ближайшей лавке. Обстановка была не очень романтическая - вокруг валялись окурки, пустые бутылки и яичная скорлупа, но выбирать не приходилось. Правда, на той лавочке по первости у нас ничего не получилось, мы запутались в моих джинсах, к тому же жутко доставали кровопийцы-комары. Мои бастионы пали только раза с третьего, когда мы устроились уже в более комфортных условиях - на квартире друзей. Но вскоре мы с Прохором как-то незаметно стали отдаляться друг от друга - он не одобрял моих стремлений сделать карьеру модели...
- После этой истории вы меня будете убеждать, что ухаживания хозяина пяти вертолетов и лимузина приводили вас в невероятный трепет?
- Я имела в виду то
, как он за мной ухаживал. Я действительно впервые в жизни получала дорогие духи и охапки цветов. У скромного студента Прохора на что-то подобное денег конечно же не было. Так вот, когда я впервые вернулась домой с огромным букетом роз, моя бабушка сначала очень обрадовалась - наконец-то у меня появился стоящий кавалер. А потом посмотрела на цветы попристальнее и говорит: "А розы-то подвяли! Плохая примета". У нас и правда дальше ухаживаний дело не пошло, но зато когда в Москве мне пришлось туго, он меня разыскал и предложил помощь - две тысячи долларов, две аккуратные пачки, стянутые резиночками.
В 1995 году это была совершенно немыслимая сумма. Я не стесняла себя ни в чем, покупала дорогие шмотки, активно ссужала своих друзей. Деньги хранила на "Блоке", они лежали в моей каюте, в шкафчике на видном месте. Время от времени, когда кто-то остро нуждающийся в деньгах приходил ко мне, я просто открывала шкафчик и доставала пару-тройку купюр... Как-то на корабле появилась Анжела, законченная наркоманка. Она только что вышла из наркологической клиники и, придя на корабль, ночь напролет жаловалась мне на свою горькую долю. Мне стало очень жалко эту девушку, которая со слезой в голосе рассказывала, что у нее нет денег даже на то, чтобы снять хоть какой-нибудь угол в Москве (я только потом поняла, что все уходило на героин). Я сама нашла ей комнату и заплатила хозяйке. В общем, деньгам моего щедрого друга быстро нашлось применение. А когда они закончились, я начала зарабатывать сама, связавшись с компанией известных московских аферистов.
- Чем же вы могли быть полезны аферистам?
- Прежде всего тем, что я красивая девушка. Когда мы заходили в магазин, из которого они намеревались что-нибудь вынести, все внимание персонала переключалось только на меня. К тому же мне еще не исполнилось восемнадцати, а следовательно, в случае чего с меня как с несовершеннолетней взятки были гладки. Поэтому когда мы ездили за границу, то именно я проносила через таможенный контроль все поддельные документы и липовые паспорта. В молодой девушке с ангельской внешностью никто не мог заподозрить махровую контрабандистку.
- Так вы с компанией чистили магазины не только в России, но и за рубежом?
- Да. Например, очень хорошо бизнес шел в Таиланде. За день трудов праведных мы приносили в отель немыслимое количество золота, которое надо было куда-то прятать. Мои подельнички придумали рассовывать награбленное в кадки с пальмами, которые стояли в наших номерах. Однажды один парень спрятал в кадку огромный перстень, который он приготовил для своей любимой. А потом сколько ни старался - найти его уже не смог. Представьте, мы вооружились зубными щетками и перерыли всю землю в той кадке. Даже саму пальму вынесли на балкон, перетрясли ее корни, но все безрезультатно.
Другая благодатная страна для российских аферистов - Турция. Как-то мы заехали туда на несколько дней. Мне к тому времени уже порядком надоели такого рода занятия, к тому же я, рискуя наравне со всеми, получала несоизмеримо меньше "коллег". Поэтому, попав в Стамбул, решила вспомнить о своей профессии. В один прекрасный день, покинув друзей, я отправилась в модельное агентство. Там посмотрели мои старые фотографии и сказали, что будут очень рады со мной поработать. Я как на крыльях возвращалась в отель, чтобы сообщить ребятам, как удачно устроились мои дела, и... увидела стоящую у входа полицейскую машину. Всех моих аферистов взяли с поличным, на свободе каким-то чудом осталась только я.
Вернуться за своим чемоданом в отель я уже не осмелилась, поэтому явилась в модельное агентство налегке, из всех личных вещей - только маленькая сумочка с косметикой и документами.
- И вы решились остаться в чужой стране без денег, без знакомых и без крыши над головой...
- С крышей над головой поначалу проблем не было, потому что агентство поселило меня в одну большую квартиру, где жили девочки из Румынии. А вот поголодать действительно пришлось - до тех пор, пока я не получила первый гонорар за съемку. Меня много снимали для обложек модных журналов, но так как подобная работа считалась саморекламой, то и делалась безвозмездно. Быстро подзаработать в Турции удавалось только пышнотелым девушкам, их снимали для каталогов нижнего белья. Я же подобными достоинствами не обладала. Фотографы одно время пробовали меня выручать, подкладывали в
лифчик специальные поролоновые прокладки, чтобы грудь получалась хотя бы первого размера, но изменить положение вещей эти ухищрения, увы, не могли...
Так что заработать не получалось, а оставшиеся от прошлой жизни деньги я быстренько потратила на такси - метро в Стамбуле не было, а толкаться в автобусах мне категорически не хотелось. Я тогда еще не привыкла ограничивать себя в средствах, поэтому, когда деньги закончились, я, проезжая пару кварталов до ближайшего кастинга, расплачивалась с таксистом то золотым браслетом, то кольцом, а то и солнцезащитными очками из последней коллекции Диора... Вскоре на мне уже ничего не осталось. Денег не было даже на хлеб. Но Турция хороша тем, что там всегда готовы бесплатно угостить голодного человека стаканом чая и шаурмой. Я тогда довольно долго питалась только одной шаурмой, поэтому, когда вижу ее сейчас в Москве, чувствую сильные приступы тошноты.
К тому же вскоре выяснилось, что и за квартиру надо платить. Там не было центрального отопления, и квартиры обогревались газом, который стоит дорого. А от газа начинает ужасно болеть голова, так как он сжигает весь кислород. Ходить с вечно больной головой мне не улыбалось - и я все время спала в самой холодной комнате в пальто, шапке и варежках. Самое смешное, что за подобные неудобства мы еще должны были платить хозяину. Так что вскоре я перебралась в самый дешевый отель на окраине города, где за стойкой сидел страшный немытый курд, который в ожидании клиентов жарил вонючие потроха. Мне он выделил крохотную комнатенку. "Удобства" находились в противоположном конце коридора, причем такой санузел я увидела впервые в жизни. Это был так называемый "национальный турецкий туалет": дырка в полу, а рядом кувшин с холодной водой, заменяющий туалетную бумагу.
Многие девочки, чтобы облегчить собственное существование, заводили турецких друзей и жили себе припеваючи. Я же считала, что путаться с турками - ниже моего достоинства и оставалась бедной, но гордой. К тому же мне было необходимо во что бы то ни стало поработать в Турции, чтобы сделать себе хорошее портфолио и отправиться в Париж... Но однажды из-за постоянного отсутствия денег я попала в серьезную передрягу.
Дело в том, что в Турции дают въездную визу только на месяц. Когда она заканчивается, тебе нужно покинуть страну - вернуться можно хоть на следующий день. Я решила съездить в Москву, но так как перелет на самолете был мне не по карману, решила ехать поездом через Болгарию. Потратив на билет до Софии $ 30 из имеющихся 80, я пребывала в твердой уверенности, что оставшихся денег мне с лихвой хватит на поезд до Москвы. В Софии первым делом отправилась перекусить - еда там просто потрясающая - и потратила еще двадцатку. Меня чуть не хватил удар, когда потом, бодро притопав в кассу, я узнала, что билет на поезд до Москвы стоит аж 100 баксов!!! И тогда мне в голову пришла гениальная мысль отправиться в Россию... на машине.
Мой опыт общения с аферистами быстро подсказал нужное решение - "развести" какого-нибудь болгарского водителя на то, чтобы он довез меня до Москвы. Я пришла на вокзал и, уговаривая водителей отправиться в столь неблизкий путь, начала рассказывать трогательную историю об умирающей в Москве бабушке, которая оставляет мне большое состояние. Они расчувствовались, но поинтересовались, сколько я заплачу. Услышав в ответ: "100 долларов!", таксисты расстелили передо мной карту и показали, где София, а где Москва. Выяснилось, что между ними больше двух с половиной тысяч километров, и удовольствие поехать в Москву на машине обойдется мне не меньше чем в полторы тысячи долларов. Я, нагло торгуясь, скинула цену на триста баксов, после чего меня повели к болгарину, практикующему извоз на дальние расстояния. Этот добрый человек поверил на слово, что деньги я заплачу ему по приезде.
Мы уже подъезжали к столице, близился час расплаты, и в моей голове один за другим рождались коварные планы, как сбежать от водителя. Я пыталась улизнуть на ночных стоянках, когда мой уставший болгарин начинал похрапывать, но стоило мне хоть чуть-чуть шевельнуться, как он тут же просыпался.
Наше путешествие завершилось через трое суток, мы прибыли в Москву в шесть утра, и метро (на мое счастье!) уже работало. Я выманила у болгарина еще три рубля, якобы для того, чтобы позвонить другу - у которого ключи от квартиры, где деньги леж
т. На самом деле я купила жетон и сломя голову бросилась в метро. Проехала несколько остановок, вышла на улицу... Потом несколько дней мне все мерещилось, что меня преследует призрак бедного обманутого болгарина...
- После такого утомительного вояжа, надо думать, вам не очень-то хотелось возвращаться в Стамбул...
- Я решила на некоторое время остаться в Москве, чтобы перевести дух, - и потом отправиться на покорение Парижа. У меня уже появились фотографии, которые было не стыдно показать в тамошних модельных агентствах. Оставалось только "подправить" нос - мне почему-то казалось, что именно он может помешать мне достигнуть заоблачных высот в карьере. Я отправилась в центр пластической хирургии на Тверской. Очень хорошо помню всю операцию, потому что ее делали под местным наркозом, и старый доктор-грузин, убрав какой-то там ненужный хрящик, в несколько секунд, словно из глины, вылепил мне новый нос. В Париж я ехала совершенно счастливая...
На дворе стоял 1997 год, и любой желающий мог поехать во Францию, надо было только получить простую туристическую визу. В Париж я летела, как обычно, налегке и без гроша в кармане: всю наличность, оставшуюся после операции, пришлось отдать за визу и билет. Мой друг, провожая меня в Шереметьево, увидел, что, заполняя таможенную декларацию, я поставила прочерк в графе о наличии валюты. Он, наверное, был жутко удивлен, потому что дал мне сто долларов, назвал самые дешевые парижские отели, где можно остановиться первое время, и написал адрес своего большого друга, эмигранта первой волны по имени Панчо.
В огромной парижской квартире Панчо, по которой разгуливали две совершенно лысые кошки, я и прожила первую неделю, успев за это время познакомиться еще с одним выходцем из России - модным парижским художником Вильямом Бруем. Покинув старенького Панчо, я перебралась жить в его мастерскую. Этот Бруй - большой оригинал, он не моется с шестьдесят девятого года, сохраняя таким образом воспоминания о Вудстоке. И ногти он никогда не стрижет себе сам - их обкусывает его любимая собака Го-Го...
У каждого человека, который приходит к нему в мастерскую, Бруй тут же, строго глядя в глаза, спрашивает мнение о своих картинах. И все начинают мучительно соображать, какие ассоциации им навевают эти полотна - там обычно яркие пятна закрашены какой-то непонятной сеточкой. Я сразу призналась, что у меня его живопись никаких восторженных чувств не вызывает и я ее просто не понимаю. Мэтра моя откровенность восхитила. Потом, когда мы уже познакомились поближе, он говорил, что я его ангел, который с неба упал прямо к нему в постель... На еженедельных пятничных Шаббат-Шаломах, которые Бруй устраивал с большим вкусом и на которых мне отводилась почетная роль хозяйки, я перезнакомилась со всей парижской богемой...
За мое воспитание принялись самые известные богемные музы, я бы сказала, музы со стажем - Дина Верни и Лиза Берг. Именно они учили меня, что, устраивая салонные приемы, я должна следить за собой, много не пить (лучше всего потягивать по чуть-чуть водочку) и ни в коем случае не курить, чтобы не портить кожу - век муз недолог, они очень быстро выходят в тираж... Дина Верни была когда-то блистательной дамой (ее скульптурное изображение, сделанное известным мастером, украшает один из парижских парков), она опекала Михаила Шемякина, когда он жил в Париже. Организовывала его выставки, продавала картины, правда предпочитая не говорить, по какой цене они уходят. Дина задаривала своего протеже всякими дорогими безделушками, но Шемякин все равно взбунтовался и сказал, что хочет получать больше денег. Дина очень обиделась и порвала с ним отношения, попросив при этом вернуть все ее подарки. Ее до сих пор так и зовут: "Дина - верни подарки"...
Лиза Берг - наша общая подруга, внучка профессора, сделавшего очень много для советской геофизики, географии и геологии. Лиза в юности жила в России и очень увивалась за поэтом Женей Рейном - другом Бродского и Довлатова. Их дачи были рядом в подмосковной Жуковке. Ей было семнадцать лет, и она очень хотела избавиться от девственности. Кандидатура Жени Рейна на роль избавителя казалась ей идеальной. Двадцатипятилетнему Жене хватило ума сообразить, что ему не стоит браться за исполнение этой миссии...
В нашей тусовке оказался и Митя Шостакович, внук знаменитого композитора. Мы называли его не иначе как
"городской сумасшедший". Он ничем не занимается, только стрижет купоны с имени деда и прожигает жизнь в парижских клубах в компании подобного себе молодого человека - отпрыска французского королевского семейства, не знающего, куда девать время и деньги.
Митя женился на русской модели, ее зовут Кристина, и теперь эта совершенно отвязная парочка живет по соседству с Бруем. Они как-то задумали сделать в своей квартире ремонт, и Кристина долго выдирала из своих платьев разные нитки, подбирая подходящий цвет для стен. Она очень старалась. Потом они с Митей решили поехать на каникулы, доверив ремонт какому-то подозрительному поляку, который, недолго думая, выкрасил все стены в ужасный болотный цвет. Вернувшись, Митя и Кристина не стали, однако, переживать по этому поводу и говорили всем, что получают удовольствие от того, что постоянно ощущают в своем доме присутствие болотной тины.
Митя, кстати, дружит с Сергеем Соловьевым. Сергей Александрович как-то попросил его приехать в Нью-Йорк, так как предстояла встреча с Ричардом Тиром и Синди Кроуфорд, и Соловьев не мог обойтись без переводчика. Представьте, Митя, привыкший бывать в богемной тусовке, в тот раз почему-то сильно перенервничал. Во время ужина с Гиром и Синди он был сам не свой, отказывался есть и пить. Только когда встреча закончилась, измученный Шостакович попросил Соловьева поехать в какой-нибудь бар, чтобы пропустить по стаканчику. В результате Митя так набрался, что, отвозя Сергея Александровича домой к Гиру, врезался в четыре машины сразу, не получив при этом ни единой царапины. А Соловьев сломал два ребра. Митю, конечно, забрали в полицейский участок, откуда на следующее утро его вызволяли отец и покалеченный Соловьев... Митя вечно умудряется вляпываться в какие-то невероятные истории. Приехав как-то в Москву, он надел умопомрачительную красную рубаху с золотым крестом и отправился пьянствовать с какими-то бомжами в ближайший переход. А потом с восторгом рассказывал, как его научили закусывать сто грамм соленым огурчиком.
- Похоже, что вы, с головой погрузившись в тусовочную жизнь, быстро забыли, зачем собирались в Париж...
- Нет, я успевала все совмещать. Уже на третий день в Париже меня взяли в известное агентство "Метрополитен", где я и начала успешно работать. В этом агентстве, впрочем, как и во всех других, две трети моделей были русскими и еще немного американок. Француженок не было вовсе - они очень страшные, кроме Летиции Касты посмотреть просто не на кого.
Большинство из нас работали как лошади. Встаешь в восемь утра - и начинаются бега по кастингам. За день оббегали больше десяти, не успевая даже йогурт съесть... Приходишь домой, падаешь без сил и засыпаешь. А утром все по новой. Я много работала у Монтана, Живанши, Маурицио и Галанта.
У Живанши я не участвовала в показах "от кутюр", демонстрировала только "прет-а-порте" в его салоне. Там очень любят одеваться новые русские, которые закупают коллекции не глядя плюс пару шубок для жены. Как-то представляли модели "а-ля 40-е годы" - строгие платья, мы почти без макияжа, с гладко зачесанными волосами. Нашим полупьяным соотечественникам это определенно не понравилось. Они сидели в зале и отпускали в наш адрес разные обидные замечания. Хуже всего, что на эти оскорбления невозможно ответить, так как моделям строго-настрого запрещено разговаривать с клиентами.
Интересно было работать у Маурицио и Галанта. Эти итальянские дизайнеры - большие чудаки. Купили как-то на рынке огромного питона, а потом раскроили его и сшили маленькое пальто... В их коллекциях очень много абсолютно прозрачной одежды. На девушек, которые ее показывают, надевают специальное, почти невидимое белье. Мне они предложили выйти на подиум вообще без всякого белья - только прозрачное платье и огромный бриллиант, висящий на шее. В общем, это был полный фурор...
- Вы развенчиваете миф о том, что в Париже русские девушки успешно трудятся исключительно в борделях...
- Если честно, некоторые русские модели сознательно ищут возможность продать себя подороже, потому что за день на подиуме зарабатывают две тысячи франков, а за ночь - двадцать. Несчастные французские менеджеры из модельных агентств вынуждены по ночам носиться по Парижу и вытаскивать наших девчонок из всяких грязных дыр.
Есть русские девушки, которые приезжают в Париж только за тем, чтобы устро