Елена Фокина

«Безусловные приятности» Елены Фокиной

Я пишу всегда с радостью, потому что для меня это самый чистый кайф — рисовать красками.

В каждый свой день рождения я плачу, как новорожденная. У кого-то это праздник раз в году, а у меня вот такое паршивое настроение. И вот, когда кошки соскребали последнюю радость с моей постаревшей на год души, появился мой друг Илья с сюрпризным подарком под мышкой. С вежливой улыбкой-гримаской на заплаканном лице я раскрываю подарок. Это альбом художницы Елены Фокиной. Листаю и чувствую… В общем, прав был Достоевский, красота действительно спасет мир. Меня уже спасла. Ленины солнечные картины на счет раз растопили мою дурацкую деньрожденческую депресню. В конце альбома читаю отзывы друзей и благодарных зрителей: «Елене Фокиной «дано видеть мир, лишенный горечи», и она умеет делиться этим впечатлением с другими».

Интересно, она смотрит вроде бы на то же, на что и мы, и видит в этом обыденном радостные сюжеты для своих работ. А мы смотрим на ее картины и кайфуем просто от того, что все это есть в мире: разнообразные вещи, люди, деревья, море, животные… Оказывается, от всего этого можно подзаряжаться счастьем: и от бескрайнего далекого моря, и от малой травинки на газоне под окном.

— Лена, вы сказали, что для сюжетов картин фиксируете «безусловные приятности» из жизни, и если их нет сейчас, то есть картотека воспоминаний, То есть вы пишете только в хорошем настроении, и оно нам, зрителям, передается?

— Я пишу всегда с радостью, потому что для меня это самый чистый кайф — рисовать красками. Если вам передается — здорово. В юности я писала мрачные «переживательные» картинки. Тогда мне казалось, что это всем интересно — мои переживания. Казалось, что и чувствую я, не как все, и сильнее, чем все. Распространенное заблуждение молодости.

— У вас есть любимые сюжеты?

— Да. Только они периодически

меняются. Например, я два с половиной года рисовала только груши.

— Обычные съедобные груши?

— Да. Набралось работ на целую выставку «Груши» в ЦДХ. Знаю, какой будет следующий вопрос: почему груши? Почему не яблоки, не земляные орехи, не картошка, не бананы, не репа, наконец? Не знаю. Просто, если однажды увидеть грушу не как объект желудочного вожделения, а как персонаж с лицом, фигурой, фактурой, характером, то дальше интрига развивается сама собой. Получается чистый жанр портрета одиноких, не очень одиноких, совсем не одиноких и разных. Только успевай фиксировать все эти междунимия и грушево-человеческие страсти на плоскости.

— То есть вы наделяете груши душой и характером?

— Невозможно наделить предметы душой в божественном смысле слова, но можно наделить их характерами. Мой любимый художник Маранди всю жизнь собирал разные вещи и вещички, располагал их в каком-то интересном натюрмортном порядке и писал отношения между ними. Получался такой мексиканский сериал, где герои — предметы. Это очень увлекательная игра, в которую играют художники, рисующие натюрморты.

— Это тот самый Маранди, который старые кисти хоронил?

— Тот самый. Обычно художники «хвостики» состригают, а деревянные палочки распиливают и используют как дюпеля. Маранди отжившие кисти с почестями относил на «кладбище» в сад.

— Как вы относитесь к живописи, которую невозможно понять без объяснений экскурсовода? Например, к «Черному квадрату» Малевича или некоторым работам Сальвадора Дали?

— Я считаю, что художник тут ни при чем. Есть такие зрители, которым все нужно объяснять. Знаете, в лексиконе дилеров есть такое понятие как «родная речь». Почему, к примеру, нам так дорог Шишкин? Потому что Шишкин — это знакомое

с детства, понятное и любимое, связанное с какими-то воспоминаниями, ассоциируемое.

На мой взгляд, любое искусство имеет право на существование. Как говорит один мой друг митек: «Рисовать можно все, если не стыдно маме показать». А я считаю, что в каждой работе художника должна быть хвала Богу. И дело не в сюжете, а в отношении к тому, что рисуешь, к тому, что создано Богом.

— Каких людей вам интереснее писать — красивых или неординарных?

— Это смотря что называть красотой — правильные черты лица или его содержательность. На мой взгляд второе и красивее, и интереснее.

— Вы утверждаете правдивость ярких цветов, говорите, что «тень на плетень совершенно необязательно наводить для убедительности».

— В художественной школе детей учат, что цвет непременно должен быть сложным. Они выходят оттуда с твердым убеждением, что «больше грязи, больше связи». Меня Северная Африка научила тому, что в цвете возможно все. Может быть открытый белый, открытый синий, открытый красный.

— Насколько для художника важна школа? Можно написать шедевр на чистом вдохновении?

— Представьте, что вы любите, чувствуете воду, а плавать не умеете. Нужен тренер. Так же и в живописи. Школа — это техника. В принципе, и зайца можно научить рисовать. Все дело в том, что когда научились «как», возникает вопрос «что».

— Есть «женская» и «мужская» литература. А живопись?

— И живопись тоже. Но отпечаток на творчество накладывают не первичные половые признаки автора, а его мышление. Бывает, что дядьки пишут, как крестиком вышивают.

— Как вы думаете, от чрезмерного прославления художник может лишиться таланта? Вообще, талант можно потерять?

— Талант можно потерять, если постоянно думать, сколько бабла получишь.