Популярные личности

Андрей Миронов & Лариса Голубкина

любовная история
На фото Андрей Миронов & Лариса Голубкина
Категория:
Гражданство:
Россия
Читать новости про человека
Биография

Биография

У Андрея Миронова официально было две жены. Первая - актриса Екатерина Градова. Многие знают ее как радистку Кэт из кинофильма 'Семнадцать мгновений весны'. Второй женой стала очаровательная Шурочка из 'Гусарской баллады' - актриса Лариса Голубкина. Впрочем, история их любви началась задолго до истории семьи...


Источник информации: журнал <Люди>

ЗНАКОМСТВО

То было прекрасное время, когда 'наши люди' стали ездить за границу. Прежде всего артисты И уж особенно - актрисы, самые молодые, самые знаменитые. Самые красивые Это была первая волна повального увлечения поездками Творческие командировки за рубеж служили мерилом славы и признания. Главным их выражением Прекрасные русские женщины, очаровывая своей нежной красотой, обаянием, воспитанностью, элегантностью, представляли нашу страну. Летали по миру.

И вот однажды на мусульманские земли Ливана и Сирии был высажен такой дружественный десант. Темной знойной звездной ночыо, поражая Восток своими открытыми белыми лицами, в экзотический тур прилетели две голубоглазые звезды - Наташа Фатеева и Лариса Голубкина.

А далее, в Дамаске, то ли опасаясь похищения и последующего заключения жемчужин советского кинопроката в какой-нибудь гарем, то ли из экономии (что скорее всего) наших девушек поселили не в роскошной гостинице с бассейном и фонтаном и не во дворце с евнухами, дивной работы коврами и шелковыми покрывалами. Их поместили в огромной комнате советского торгпредства, где стояла всего одна, но необъятных размеров семиспальная (султанская?) кровать. И вот наши девушки вынуждены были спать на ней вдвоем.

Конечно, глаз не сомкнули. Не спалось. Они сидели и болтали. Вернее, тарахтела Наташа. Как Шахерезада, опытная, все знающая и все испытавшая, она рассказывала младшей подруге потрясающие романы и истории из собственной личной жизни. И о влюбленном в нее безумно Андрее Миронове. А Лариса все слушала и молчала.

Где-то среди ночи Наташа даже возмутилась:

- Интересно... А мне нечего рассказать, - призналась Лариса.

- Ой, у меня идея чудная! Мы вернемся в Москву, и я тебя познакомлю с Андреем Мироновым. Это - твой. Прямо для тебя создан!

Вот именно так и сказала. Все же удивительно мудрая женщина Наталья Фатеева...

Лариса и ее мама

23 декабря 1963 года в Москве праздновали ее день рождения. Фатеева исполнила свое обещание: пригласила Андрюшу, пригласила Ларису и познакомила их.

"И вот удивительно, он переключился на меня. Нельзя сказать, чтобы родилась какая-то безумная любовь, любил он Наташу, но отношения с ней зашли в тупик, все казалось безнадежным, а я тоже была очень известной артисткой в тот момент, не хуже Наташи Фатеевой. По популярности".

Лариса была дочкой кадрового офицера. Папа даже представить не мог, что его девочка может пойти в актрисы. Она прекрасно пела, танцевала, но отец с каким-то брезгливым предубеждением относился к этой профессии. А мама, напротив, поддерживала и даже устроила некоторый заговор против отца, когда дочь решила поступать в ГИТИС. Папу попросту обманывали, говорили: поступает в университет.

А мама была абсолютно уверена в том, что строгое семейное воспитание не пройдет даром и Лариса останется девочкой порядочной.

"Мама, как только меня родила, бросила все и водила меня за ручку до двадцати пяти лет. Я была мамина дочка. Когда стала актрисой, то атмосферу вокруг меня создавали окружающие. Что ты ощущала, ничего не значило. Ползли слухи. Могли, к примеру, сказать: она пьющая и гулящая. А я никогда не пила и девицей была довольно долго. И чем больше вокруг меня было таких разговоров, тем больше я пряталась в свой дом - как улитка. Не тянулась к людям... Я приводила себя в состояние похлеще монашеского. Ведь родителям надо было доказывать, что ты не гулящая, "как все артисты"...

Я всегда ощущала себя младше других. Всегда у меня был пиетет перед взрослыми. Мне казалось, что они, взрослые люди, из другого теста, все были у меня по имени-отчеству, подумать о том, что эти дяденьки, Рязанов, Яковлев, просто мужчины, даже подумать, чтобы положить на них глаз, мне в голову такое не втемяшивалось. Рязанов тоже относился ко мне соответственно, как к маленькой девчонке. Я снялась в "Гусарской балладе" в двадцать лет. Училась тогда на втором курсе музкомедии ГИТИСа. Я ведь поздно туда поступила, в девятнадцать лет. Долго училась в дирижерско-хоровом училище, такая тоска была, но бросить жалко, решила получить диплом. Из упорства.

Говорят, что в меня были влюблены многие мужчины. Боже мой, почему я этого не знала? Я же помню: когда стала артисткой, даже немногие мои поклонники сбежали тут же. Конечно, известная актриса, так что, на ней жениться, что ли? Один молодой человек пришел ко мне и заявил: "Я показал твои фотографии бабушке, и она сказала: только ни в коем случае не женись!" Я так расстроилась...

Я была очень инфантильной девушкой. И в профессии, кстати, тоже. Я в первый период не могла с партнером на съемках даже поцеловаться. Дико стеснялась!

Если мне предлагали такие роли - отказывалась. Даже позже, когда в эпопее 'Освобождение' должна была сниматься обнаженной, со мной случилась истерика. И не снялась...

Снявшись в кино, я увлеклась свободной жизнью: ездила по миру и благодарила Бога, что я все вижу, познаю, учусь. Были у меня в тот период какие-то симпатии, но несерьезные. И Андрей - в том числе.

Роман выходил у нас смешной. Он тут же решил на мне жениться, немедленно, и в первый раз сделал предложение

, когда я училась на последнем курсе. Никогда в жизни не забуду. Он приехал в Собиновский проезд на такси, с корзиной цветов, и тут же:

- Лариска, выходи за меня замуж.

Я говорю:

- Не хочу! А он;

- Как ты не хочешь? Все хотят, а ты не хочешь!

Я говорю:

- Вот пусть все и выходят. Зачем нам жениться? Ты меня не любишь. Я тебя не люблю.

- Потом полюбим.

Ну прямо как ребенок... Ему было 22 года, а мне - 23. Я его на год старше.

И в то же время, как ни забавно, я хоть и училась в ГИТИСе, хоть и снималась в кино, и стала уже известной актрисой, но оставалась девицей. Я никак не могла рискнуть на близкие отношения. И Андрюша все время говорил:

- Ну что ж такое, я тебе сделал предложение, что ж я кота в мешке покупаю, все спят, а мы не спим.

Я возмущалась:

- Что значит все, почему нам на всех надо ориентироваться? Представляете?

Довольно длинная это была история. Вроде как бесконечная. Она рассеивалась, потом возобновлялась, и, короче говоря, ну надо же в каком-то возрасте определяться, устраивать дом, семью... А что меня больше всего пугало и останавливало - я очень в принципе не хотела, чтобы у меня был муж актер. Изначально, такой бзик. Все что угодно, только не актер. Хотя в молодости в такие детали не вникаешь, это просто семейный мой штамп обывательский, от папы. А Андрюша в один прекрасный момент поступил потрясающе. Он мне в очередной раз сказал:

- Почему ты не хочешь выйти за меня замуж?

- Андрюша, - говорю, - дело в том, что у меня двое детей.

- Как двое? - изумился, совершенно сбитый с толку.

- А у меня близнецы. Я их родила в десятом классе, и мои родители их взяли, чтобы прикрыть мой грех.

Он спросил:

- Кто он? Я говорю:

- Моряк дальнего плаванья. (Рассказывая, Лариса Ивановна так смеялась!)

При этом при всем, выслушав эту чушь, он мне поверил, вы можете себе представить? Он сделал паузу и сказал:

- Я их усыновлю.

По молодости ведь мы не понимаем фантазий друг друга. Но это произвело на меня впечатление. Если он тогда шел на это, можете себе представить, какая это цельная натура и какая заинтересованность была у него во мне. Он без конца повторял:

- Ну Лариска, смотри, ты - в общем ничего, я - ничего, и у тебя квартира однокомнатная, у меня - однокомнатная, ну объединим. Большая квартира будет!

Даже уже так. Он жил тогда на улице Волкова, родители купили ему квартиру.

Раньше, в старое доброе время, выдавали замуж и женили по сословиям, мещане - это одно, дворяне - другое, простой народ - третье, и в деревнях прикидывали, сватов засылали. Мы остались обнаженными этой советской властью, куда кривая вывезет. Страстное влечение, вдруг люди встречаются, вдруг страстно полюбили, поженились, потом выясняется, что они не подходят друг другу. Но в 60-е годы, я абсолютно точно могу сказать, молодые люди, которые учились в хороших, престижных вузах и мечтали о карьере, в той ситуации такие были ушлые, искали себе девочек, чьих-то дочерей. Или наоборот: девочки искали себе чьих-то сыновей, обязательно с легкопредсказуемым светлым будущим.

Актеры в этом реестре престижности (конечно, в глазах людей денежных, 'крепких' профессий) первых мест не занимали. Хуже того, в те годы еще существовало мнение, что актеры - это что-то такое легкомысленное, глупое. Довольно фривольное. По поведению, по всему. Это ощущение от собственной профессии, такой обывательский комплекс неполноценности я несла в себе невероятно долго. Наверное, тут виновата и среда моих родителей, далекая от искусства. Мой отец очень не хотел, чтобы я была актрисой, и очень препятствовал моим личным отношениям с молодыми людьми. Все время говорил, что никто мне не подходит. Что он обо мне думал, я не знаю.

Но вот что удивительно. Когда он увидел Андрюшу, сказал, как и Наташа Фатеева: "Это - твой". Несмотря на то что актер, все равно. Хороший мальчик. А я полезла в бутылку. "Почему я и он?" Как папа определил нашу совместимость - не знаю. Повторю, у меня безумной страсти к Андрею не было, постели у нас не было с ним в этот период. Он мне нравился, он был безумно смешной и веселый человек, отличный друг. А отец говорил - это твой. Значит, у родителей есть какое-то предчувствие? Я же продолжала искать свою любовь".

Тогда, в 1963 году, этот брак не состоялся.

Лариса и Андрей остались друзьями. Доверяли друг другу свои тайны. Каждый знал, что есть у него очень близкий, родной человек, с которым хорошо и просто.

Но самым неожиданным в этих отношениях была любовь Ларисы с родителями Андрея - Марией Владимировной и Александром Семеновичем.

Андрей и Лариса

Когда Андрей сделал первое (из четырех за десять лет!) предложение Ларисе, Мария Владимировна внезапно обрадовалась. Надо ли говорить, что и она сказала сыну сакраментальное: 'Это - твоя'. В самом деле - воспитанная в строгости, очень сдержанная, опять же знаменитая и самостоятельная девушка была Лариса Голубкина. И главное - замуж выходить отказывалась.

Надо сказать, Лариса Ивановна с большим юмором вспоминает о том времени. И о себе - в качестве штатной официальной невесты, запасного верного игрока в команде разнообразных увлечений Андрея.

"Было время, когда я проводила

с родителями Андрюши больше времени, чем с ним. Его часто не было - он носился по тетенькам, перелетал, как бабочка, а я к его родителям наведывалась, Причем - с удовольствием. Иногда в разговоре с ними вспоминали Андрюшу, но вскользь, Особенно не сосредоточивая на нем внимания. Мы с Марией Владимировной стали тогда настоящими подругами. У меня в этой жизни были три подруги - все три Маши: Мария Владимировна Миронова, Мария Петровна Максакова, мой педагог по вокалу, и Мария Иосифовна Давыдова, второй режиссер Хейфеца.

Я с Марией Владимировной и Александром Семеновичем ходила на концерты Марлен Дитрих, Шарля Азнавура, Жильбера Беко, они все время приглашали меня с собой. Мы сидели в первых рядах, и они, помню, меня пред ставляли своим знакомым; "Вот это наша Ларисочка!"

Какая "наша", никто не понимал, конечно, но они мной гордились. А с Марией Владимировной мы очень часто встречались, обсуждали разные проблемы.

Лариса, девушка самостоятельная, действительно привлекала Миронову. Она присматривалась к актрисе, которая, ни на кого принципиально не рассчитывая, обстоятельно устраивала свою жизнь: купила квартирку, обставила, никогда не брала денег у родителей. Хорошо зная сына, Миронова и Менакер строили и созидали его будущую семью - без его малейшего участия. Спокойную, рациональную Ларису Мария Владимировна воспринимала собственным "дублером" в жизни Андрея.

ДОМ НА СЕЛЕЗНЕВКЕ

Весной 1971 года в труппу Театра сатиры, где работал Андрей Миронов, пришла молодая актриса Екатерина Градова. Андрей влюбился в нее с первого взгляда. Уже осенью они поженились. Через два года родилась дочь Маша.

Но отношения в семье не сложились. Как считает Голубкина, Андрей, может быть, и нес бы свой крест до конца, если бы не их с ним длинная история. Он знал: на всякий случай запасной игрок у него есть.

Андрей с семьей на селезневке

Время от времени Андрей и Лариса встречались, сходились, расставались...

Официальный развод Андрея Миронова и Екатерины Градовой произошел в 1976 году. Но Фактически мужем Ларисы он стал двумя годами раньше, переехав к ней в квартиру, в башню на Селезневской улице, в двух минутах ходьбы от Театра Армии, где Лариса Ивановна работает всю жизнь.

В 1973 году Голубкина родила дочь. Она тоже, как и градовская, носит имя Мария Андреевна. И главная неприязнь Екатерины Горгиевны и Ларисы Ивановны связана именно с дочерьми. Конечно, назови тогда Лариса дочь любым другим именем, и история с наследницами, двумя Мариями Андреевнами, не порождала бы стольких разговоров и конфликтов между женами уже сегодня, когда дочери выросли и обе стали известными актрисами и яркими представительницами столичного бомонда.

Между тем разница в отношении к прошлому у Градовой и Голубкиной очень заметна.

Праздники проходили весело

Екатерина Георгиевна, человек темпераментный, нервный и мечтательный, настаивает на версии, что Андрей был однолюб и их развод - нелепая случайность.

Лариса Ивановна, женщина чрезвычайно мудрая, спокойная и в себе уверенная, на однолюбстве совершенно не настаивает, хотя ее love story длилась 24 года.

"Катя пришла жить, когда они с Андреем поженились, на улицу Волкова, в маленькую однокомнатную квартиру. Потом родители помогли Андрюше построить двухкомнатную квартиру. Мария Владимировна и Александр Семенович очень хотели помочь их семье. Но... Катя говорит, что они прожили пять лет. Никаких пяти лет там не было, два с половиной года примерно, потому что он переехал сюда ко мне на Селезневку в 74-м. Есть люди, которые гораздо проще ко всему относятся, разводятся, живут отдельно, даже иногда дружат. У нас с Катей особенной дружбы не произошло, но особых раздоров, слава тебе, Господи, не было. Это совсем не тот случай, что я его отняла у нее. Андрюша ушел сначала к родителям, жил у них. Это не то что я в категорической форме сказала: "Андрюша! Женись на мне!"

Что вы, напротив. Я собиралась быть одна. Потому что, раз у меня произошла такая странная тайная долгая история с Андрюшей, я решила, что в этом таинстве и дальше проживу. Но он уже, я так понимаю, сравнивал, наверное, одно с другим, взвешивал в этот момент. Мы никогда с ним не говорили откровенно на эту тему, по крайней мере, когда мы начали даже вместе жить, когда он пришел сюда, он старался не выяснять со мной отношений. В 1974 году я получила ордер на эту квартиру, и уже в феврале он сюда переехал. Причем Андрей есть Андрей. Было невероятно смешно. Он примчался на грузовике и привез мне унитаз импортный (дефицит!), зеленое кожаное кресло и старинную лампу. Я так хохотала!

Бабушка с внучкой

А следом за ним пришел Александр Семенович и говорит:

- Лариса, что ж это такое?

Я говорю:

- Александр Семенович, я его не звала, это он сам ко мне пришел, вот видите, даже со своим сортиром.

Все Менакеры - люди с прекрасным юмором.. Александр Семенович сел со мной, сказал:

- Знаешь, Лариса, Андрей очень тяжелый человек. Ты с ним не справишься. Я возразила:

- Александр Семенович, почему вы все его ругаете? Папа говорит - тяжелый, мама - тяжелый. Оставьте нас в покое. Мы разберемся!

У нас с его родителями давно сложились очень хорошие

отношения. Особенно с Александром Семеновичем - мы понимали друг друга с полуслова. Андрюша как мужчина был похож на Александра Семеновича. У него и от матери было многое: безумная страсть к театру, к профессии.

Андрей очень серьезно, с азартом относился к семейным традициям.

Очень любил повторять: "Семью надо делать, Лариса". Причем именно с ударением на 'е', семью. "Так просто ничего не бывает".

Андрей в самолете

Он был прав, я поняла, действительно: если хочешь эту семью делать - ее надо делать. Мы делали нашу семью любовно. В первое время он часто заводился по какому-либо поводу, и пару раз я ему сказала: "Андрюша, я же тебя сюда не звала, я не собираюсь мелочиться, больше всего на свете я боюсь выяснения отношений. Мне это неинтересно, это пусто, это никому не нужно, кто лучше, кто хуже, кто главней и кто не главней, все распределится и разложится по своим полкам все равно..."

В принципе бытовые отношения в доме строятся только на культуре. Не так встал, не так сел, не так сказал, поставил тарелку не на то место - это же смешно. Бред. Вот в этом смысле мы не сговариваясь приняли привычки друг друга. Он хотел, чтобы наш дом был похож на родительский, сохранить устои и традиции семьи. Но это были прекрасные традиции: гостеприимный, идеально чистый, открытый для друзей дом. Я приняла эти семейные устои с радостью.

В 1975 году мы отдыхали летом в Сочи - я пристраивалась к нему, а он - ко мне.

И никуда от судьбы никто не ушел. Как было предопределено, так и сложилось. Я думаю, знаете в чем дело? Вот бывает, входишь в квартиру - и груз. У тебя внутри. Жену надо увидеть, мужа... Что ему, ей сказать. И с чего начать говорить. Очень многие так живут. Боятся друг друга, но живут же. Кто кого победит. А когда входишь в дом полностью открытый, то знаешь, что к тебе никто не полезет и ты не полезешь...

- Знаешь, Андрюша, - я говорила ему, - по-моему, ты меня совсем не любишь. А он говорит:

- А я думаю как раз про тебя. Что ты не любишь.

Не было скандалов, мы совершенно не скандалили. Считается, люди бьют друг друга, значит, любят. Нет, просто мы поздно стали вместе жить, поняли, какие ценности есть в жизни, из-за чего нужно сходить с ума, из-за чего - нет.

Все равно получилось, что он оказался самым главным в нашем доме, ему не надо было даже размахивать кулаками, топать ногами. Он бывал грозным, но как-то по пустякам. Если Андрюша за что-нибудь брался в доме, то все вокруг тут же понимали: он главный. Злился, если его самолюбие хозяина страдало, самолюбие человека, который все умеет делать в доме лучше всех. Когда он ругался, мы с Машей смеялись. Хотя бы для примера. Помню, как-то маленький красивый старинный столик выносили, обхохочешься. Он тут заорал, потому что его самолюбие заело: он не мог сообразить, как просунуть стол в дверь. Он разозлился и заорал. А Маша, крошка, подошла и говорит:

- Мам, чего это с ним?

Он вдруг очень удивился и спросил:

- Что, вы меня не боитесь?

Она говорит:

- Нет, пап, не боимся!

И тут же с него все как-то свалилось:

- Чего ж я ору тогда? Для кого?

Вот так пару раз он кричал тут, потом сам смеялся. Это - жизнь...

А в принципе уже такой возраст был, что не хотелось мудрить во взаимоотношениях

Было понятно, выруливалась так жизнь, что Андрюша во всем верховодил. Вообще, я считаю, что мужчина в принципе глава семьи. Даже последний алкоголик в доме - как бы женщине тяжело ни было, как бы она ни воспитывала детей, вот все равно по природе своей мужик главнее. Идти с открытым забралом на мужика - себе дороже, ты проигрываешь, больше скандалов, а он все равно добьется превосходства. Если для меня мужчина не главнее, что с ним жить-то? Неинтересно. Вот и все. Это само собой разумеющийся факт совместной жизни, для меня во всяком случае. Если бы я поняла, что я сильнее, важнее, никто бы сюда никогда в жизни не пришел. Я очень быстро почувствовала, что Андрюша подчинил меня своему режиму, не бытовому, тут ему времени никогда не хватало, а главному режиму. Жизненному, творческому - во всем. Даже в чистоте в доме. Вот я с вами сейчас сижу, разговариваю и думаю: вот у меня там на кухне что-то валяется, если бы пришел Андрюша - убил бы.

В доме он ненавидел беспорядок, не переносил абсолютно, это было нечто! Устала, нет времени, все равно дом должен быть идеальным, в любой момент. С первого взгляда, трудно. На самом деле это очень хорошо. Было хорошо знаете еще почему? Скажем, я уезжала на гастроли, и как я уезжала из идеально аккуратного дома, в такой же дом я и приезжала.

Когда мы садились обедать, он требовал, чтобы стол накрывался по высшему разряду всегда - сервировка настоящая. Но однажды... Знаете, возвращается жена из командировки, а муж... Так вот, я его однажды поймала! Он сидел на кухне - перед ним не то газетка, не то бумажка какая-то, и он что-то резал на этой бумажке, колбаску... я его так подловила! Говорю: "А, лицемер, ты один можешь себе такое позволить, а твои претензии - это, значит, понт для окружающих?"

На самом деле он действительно был очень аккуратен. В этом смысле у них всю семью можно считать совершенно образцовой. И Марию Владимировну, и Але

сандра Семеновича. У Менакера вообще существовал пунктик: все документы, все статьи, написанные о нем за полвека, все написанное об Андрюше он складывал, собирал, как в музее. Да и вообще их дом можно было бы показывать как музей. Стерильный порядок, я поняла сразу, это семейная традиция, которую никому не позволено разрушать. Да и зачем? Андрюше это передалось, его в детстве очень наказывали, если он разбрасывал вещи, и он стал наказывать потом всех остальных, кто ему попадался под руку. Ну я подумала, что это самое сложное в нашем с ним доме. Но это можно пережить.

Другая сложность фатальная... Я всю жизнь рано привыкла ложиться спать, я такая была мамина дочка, не очень любила компании. В принципе очень общительная, заводная, а так вот если специально каждый день гудеть - нет. А он не мог жить без компаний. И это мне нужно было в себе преодолеть. Знаете, желание прийти после спектакля или концерта и отдыхать. Эта сладкая для меня привычка ушла в небытие навсегда. Какое-то время мне понадобилось, чтобы совершенно перестроиться. Так он хотел... У нас дверь не закрывалась. Просто не закрывалась.

Либо мы запирали ее на ключ и сами отправлялись в гости. Первое время, это 1975 год, мы начали шастать по всем его друзьям. Я не пила до этого времени вообще и пить не умела. Если я выпивала хоть немножко, у меня немедленно начиналось отравление: температура до сорока градусов поднималась. Мама все время говорила: Андрюш, что ж такое, вы с Ларисой куда-то сходили, у нее опять сорок. Я лежала, страдала, плакала, а он говорил: "Ты, Лариска, просто сумасшедшая. Пить надо уметь".

Не то чтобы он меня учил выпивать, нет, а просто какие-то забавные были походы, и я постепенно привыкала, проще стала относиться к красивой жизни. И успокоилась постепенно. А потом все застолья перенеслись к нам. У нас тут собирались по двадцать - тридцать человек. Причем гости могли приходить круглые сутки. Ширвиндт, Горин, Захаров, Кваша, когда Андрюша с ним помирился. Это была постоянная компания, приезжали с женами. Потом Хайт Аркаша часто бывал в доме. Темирканов Юра из Ленинграда, если у нас какие-то праздники, дни рождения, приезжал. Родион Щедрин, но не постоянно, без Майи, конечно.

Собирались очень часто. Я накрывала на стол, метала со страшной силой. Захаров все время говорил: "Давай поедем к Голубкиной, она точно чего-нибудь соорудит".

Сначала, пока мы жили в моей двухкомнатной квартире, Маша спала здесь, в этой комнате, где мы беседуем. Маше - год и три месяца, полтора года, она еще маленькая. Вдруг в три ночи приходят друзья и приносят четыре колонки, а он же, Андрей, хайфист был, и вот мы слушаем до утра музыку. Какое счастье, что она не просыпалась. Потому что я, когда была маленькой, сама очень плохо спала и боялась, что у нее будет плохо с нервами от всего этого шума. Но я-то росла в военное время. Так вот, она, Маша, спала сладким сном под грохот колонок. Я всегда волновалась за нее - и зря. В девять часов она ложилась спать. Там гости поют, хохочут, все равно. Гриша Горин приходил рассказать ей сказку или я. Меня она хватала за руку, ей обидно было, что она одна.

Как-то, года в три, сказала нам с Андрюшей: "Я вас тоже к себе не пущу, у меня тоже гости".

Но Андрюшу трудно было разжалобить, Он считал, что дети искренне радуют только собственных родителей. Машу к гостям пустили основательно где-то лет в девять, в Новый год. И тут же очень пожалели.

Представьте, сидит она за столом, вдруг входит одна актриса, очень известная, не буду говорить кто, шикарно одетая, совершенно пьяная. И мат-перемат... Маша сползла с дивана под стол и потихоньку сбежала в свою комнату. Я иду к ней, говорю:

- Ну что случилось?

- Мам, я там не могу сидеть, почему такая красивая женщина такая неприличная?

Вот, пожалуйста, мы ее оберегали, хотя все бесполезно, наоборот, не надо было оберегать, она сама во всем прекрасно разбиралась.

Андрюша всегда говорил: "Вот только не надо детей своих навязывать".

Между прочим, когда он был ребенком (гости у Мироновой - Менакера собирались никак не реже, чем у нас, так что у Андрея гостеприимство наследственное), Мария Владимировна очень сердилась, если Андрюша устраивал домашние "показы" своих талантов. И он не любил, когда дети стихи читали, играли на пианино и так далее.

Как-то пришли к Френкелю встречать Новый год - мы и родители Андрюшины. И вот френкелевский внук ну просто ходил по плечам Александра Семеновича, выступал во всех жанрах.

Андрюша сказал тогда: "Интересный Новый год. Хоро-о-оший мальчик".

Праздник у нас просто кончился, потому что в центре внимания был ребенок. Этого Андрей не понимал.

Мы гордились с ним, что у нас такая хорошая Маша, она не лезет к взрослым. С другой стороны, она росла слишком скромной - это тоже плохо. Понимаете, золотой середины никогда не найдешь.

...Потом Андрюша поменял свою квартиру на соседнюю с моей, прорубил стенку, и получилась довольно приличная четырехкомнатная квартира.

И представьте себе, в доме он был художественным руководителем, а я - исполнителем без права голоса. Если я проявляла какую-то инициативу, в обстановке, еще в чем-то,

он злился. Никогда не забуду, когда я купила гобелен, старинный, на всю стену, как он орал. Тряпичница, говорит, зачем тебе все надо. А потом, когда прошло много лет уже, он ходил по квартире с кем-то, показывал, вот, мол, добрый старый гобелен, как в музее, конец XIX века, и рассказывал, как его покупал. Я возмутилась от такой несправедливости: ведь сколько сарказма было вылито на мою голову из-за этого гобелена. Он смеется, говорит: нет, она купила... В общем, все всегда кончалось мирно.

Нас хотя и считали людьми богатыми, но я должна сказать, что у нас нет ничего в квартире такого, чтобы я могла соревноваться с "новыми русскими". У нас как было в доме при жизни Андрюши, так и есть сегодня.

...Катя рассказывает журналистам, что ее Маша моей написала письмо. Про письмо я не знаю. Я бы не возражала. Андрюша тоже странный. Не хотел, чтобы девочки общались, из-за какой-то деликатности. А ведь у него перед глазами пример был - папа. У Александра Семеновича Менакера сын есть, Кирилл Ласкари, и Александр Семенович все сделал, чтобы Андрюша с Кирой виделись, дружили, из Москвы в Ленинград ездили, и все. Тем не менее, я помню, еще в молодые годы Кира приезжал в Москву и чувствовал себя немножечко скованно, потому что Мария Владимировна была суровая. Но она шла на это, очень сильный был Александр Семенович. Смог укротить даже Марию Владимировну.

Должна вам сказать: вероятнее всего, у Андрюши было мало времени в этой жизни, и, как я понимаю, он себя берег от возможных конфликтов. Он отдельно ходил туда и отдельно здесь жил. И все время сравнивал. У Кати было одно качество, которое его всегда смешило, - деньги, деньги, деньги, одеться, одеться, одеться. Мол, нечего надеть. И в этом смысле он был настолько порядочный и обязательный человек, я думаю, что Катя на него ни секунды не обижалась. Там было все в порядке. Это не обсуждалось вообще. Вот нужно - значит, нужно. Вот пусть здесь не будет, а там все должно быть.

Виноватым он себя не считал. Не считал абсолютно, как мне кажется. Но он не хотел связываться. Потому что первое время Катя была в некотором напряжении немножечко.

Катя Градова утверждает, что ее девочка - единственная наследница Андрюши, единственная дочь. Пусть утверждает. Андрей считал нашу Машу дочкой, и только это имеет значение. Мне ничего не надо никому доказывать. Мы прожили четырнадцать лет как один день. Сейчас почему-то стали выяснять, кто главнее? Опять - кто главнее. Ну им кажется, что они главнее. Я ведь Машу градовскую тоже понимаю. Она практически выросла без отца. Он приходил туда когда мог, но каждый раз возвращался в ужасе. Понимаете? То Юлиан Семенов, то Рощин, то Ауэрбах, сплошные там были романы. И Маша в такой ситуации. Хотя она знала, что папа - это папа, но он не часто же ее видел. Андрей взял ее однажды на съемки в Ялту, так это, я помню, на нее в детстве самое сильное впечатление произвело. Тогда снимали "Сказку странствий". Понимаете, ребенку же хочется с отцом быть. Тем более такой папа. А с другой стороны, этот же папа здесь, в этом доме. Он вбегал и убегал, вбегал и убегал. С Машей отношения были хорошие, но орал он на нее все время: то уроки делай, то пойди уберись. Доставал, другими словами.

Андрей в Ларисой в Италии

Катя работала в театре с Андрюшей. Это тяжело - жить в одном театре. Театр ведь тоже семья, и очень конфликтная большая семья, и если бы Андрей со своей стороны более демократично относился к жизни, было бы проще. Мы с Машей часто приходили к нему, и постоянно некоторая натяжка в отношениях с Катей чувствовалась. Андрюша в этом смысле очень достойный был человек, он никогда в жизни не рассказывал глупости: кто чего сказал, кто как посмотрел. Все это несерьезно, так, мелкое неудобство. Катина тень над нашей жизнью не витала".

Слава Дон Жуана сопутствовала Миронову всю жизнь. Неважно, что и на сцене, и на экране он бывал более чем сдержан в выражении плотских, так сказать, страстей. Видно же - слишком обаятелен, слишком легок на подъем, слишком закрыт для посторонних. А это верный признак... Никакого имиджа сердцееда Миронов не поддерживал, но и не брался отрицать, слава эта льстила ему, как и всякому нормальному мужчине.

- Вспоминаются моменты. Трудные. Где-то в 1981 году он снимался в фильме "Будьте моим мужем", и там играла Елена Проклова. Она ему страшно понравилась, он вообще очень любил блондинок, голубоглазых, курносых. Без этого он никак не мог. Очень любил.

- А вы не ревнивый человек?

- Знаете, я сейчас вам расскажу одну историю. Я с ним жила-жила, и вроде ничего.

Но вот когда интуитивно почувствовала, что что-то такое действительно происходит, ох, у меня буря была внутри.

- Это когда Проклова была?

- Да, да, да. Вот они отправились сниматься в Сочи, а я почувствовала это. Сначала мы поехали в Голландию отдыхать в августе, как всегда. И он вдруг стал покупать какие-то шмотки, тряпки для Сочи. Как-то подозрительно. А я его все время подкалывала, мол, интересно, это мы по поводу Сочи покупаем, да? Какие-то ботиночки. И он хихикал, и он понимал, что я его ловлю, но не признавался. Ну кто будет признаваться? И вот он, экипированный, поехал на съемку. Но, как ни странно, ст

л меня звать туда. Через какое-то время. Там произошла история. Я считаю, неправильно Лена поступила с Андрюшей. Не надо было так поступать.

- А как она с ним поступила?

- Он раскатал губу, а она, я думаю, там другого себе нашла. И я, вот смех-то, его пожалела. Он меня позвал, я приехала. Компания такая: вот он, вот она, в середине Алла Сурикова, режиссер, живет. Так три номера подряд, и все там замечательно. Смотрю - Лена вся в шляпах крутится перед ним, моложе ведь, блондинка, голубоглазая. Андрюша, чувствую, переживает что-то. Дальше смотрю: а там художник, бородатый, -женат на француженке, все у него такое французское, вы знаете, красивое. Я думаю, что потом он стал ее мужем. Лены. У меня такое ощущение. Или она вышла за какого-то очень богатого человека, в общем, не знаю. Лена не прогадает, можно не беспокоиться. Но тут у Андрюши накладка произошла. Помню, там я нервничала. Потом оказалось, напрасно. Но был момент, когда он был напряжен. И это напряжение отражалось на мне. Все колотушки в мою сторону. Он же не мог к ней подойти и сказать: "Лена, ты что?" Он срывался на мне. Вот единственный момент в моей жизни сложноватый, и тогда он однажды сказал мне: "Как ты на мать похожа!"

- Для него это плохо было?

- Дело в характере Марии Владимировны. Она его пилила. А тут Андрюша не знал, что сказать мне уже. Но это был комплимент, потрясающий комплимент. Ну в общем, какие-то моменты очень потом забавные мы с ним вспоминали, смеялись. Скучно никогда не было. Даже в его увлечениях находилось мне место.

Года за два до смерти экстрасенсы стали предупреждать Андрея Александровича об опасной болезни. Какой - распознать не могли.

Лариса Голубкина вспоминает:

"Я вообще мало верю в парапсихологию, в колдовство, в сглаз, но после одного случая почему-то начала верить. Вдруг звонит Хазанов, говорит: "Андрюша, у меня есть две тетки, которые очень хотят тебя видеть. Они говорят, что у тебя какой-то шлем над головой". Вы можете себе представить? Вот, пожалуйста. Откуда это? "Они хотят снять с тебя порчу". А он в этом смысле совсем не верил ни во что.

Андрей страдал фурункулезом. Я помню, до операции я его возила к деду, в ста километрах от Москвы, ну это мне просто врач рекомендовал и сказал: "Лариса, поверь мне, если вы поедете к этому деду, есть какие-то определенные три или четыре заболевания, которые в деревне снимают: рожистые воспаления, стафилококковые дела, ячмени". Знаете, кроме смеха никакой реакции. Андрей все время шутил. Когда мы приехали, дед, какой-то смешной такой, полуспущенные штаны, неопрятный, нас увидел, посмотрел на меня, на него, он не знал Миронова, просто привезли больного, он смотрел, смотрел и говорит: "Где ты болезный, такую бабу-то хорошую нашел?" Это было так смешно, и я поняла, что мне надо уходить в кусты, потому что дед на меня глаз положил. А дед несколько раз повторил: "О, хорошая какая баба-то!" Андрей мне сказал тогда: "Ты меня нарочно привезла сюда, чтобы дед этот тебя утвердил совсем". Дед тот дал нам снадобье, у нас эта бутылка простояла в кабинете на окне, пока она вся не испарилась. Андрюша даже не вспомнил о ней".

В конце концов Миронов решился на жесточайшую операцию - лимфаденектомию: под общим наркозом ему удалили лимфоузлы в тех местах, где была хроническая инфекция. Операция была тяжелой, но он перенес ее мужественно. Ему стало немного легче.

"Андрюша лежал после операции в больнице в 1985 году. Я пришла однажды, он лежит и говорит: "Что же я такой несчастный, у меня даже 'мерседеса' нет".

У Андрея 'Волги' были, 'Жигули', а вот иномарки не было. Ее я ему покупала, когда он болел.

Я побежала к министру торговли, Трегубову, кажется. И стала его убеждать, что надо разрешить Миронову купить 'мерседес'. Мы с ним вели философские разговоры, он говорит: "А если сын Промыслова будет желать?" Я говорю: сын Промыслова не должен ездить на 'мерседесе', а Миронов должен. Потому что Миронов известный артист, а сын Промыспова - это сын Промыслова. Я с ним спорила. Народ, говорила, простит Миронову, потому что народ знает, что Миронов поехал, заработал деньги на концертах, а сын Промыслова неизвестно где заработал. И заработал ли. И так далее. Короче говоря, целая история с этой покупкой. Получилось, что 'мерседес' купил военный адвокат какой-то, а Андрею достался BMW. (Ну, тоже хорошо.) И когда он выписался из больницы, я говорю: иди, тебя там ждет машина, BMW. Знаете, как в деревне, если 'Запорожец' покупали, всем миром радовались? Вот и Андрей, как ребенок, сюда во двор пригнал машину, брата Киру, Машу, домработницу, посадил, набил полную машину людей и повез всех катать по двору. Радостно, на иностранной машине возит. Тогда еще немного таких машин по Москве ездило, так что это было довольно забавно".

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

- Когда умер Андрюша, я окаменела. Я не драла на себе волосы и не плакала. Я, знаете, не плакала очень долго. Андрюша считал, что я сумасшедшая, потому что постоянно плакала раньше. Но вот он умер, а у меня ни слезинки. Я впервые заплакала, наверное, в 1996 году. По каким-то мелким причинам.

- А вы больше замуж не вышли?

- Нет. Это невозможно. После Андрюши даже смешно...

И до

а я ничего не трогала, не меняла. Как Андрюша устроил, так и есть. Я раньше ходила в церковь, и Андрюша ходил, а когда это случилось, стала меньше ходить. Вот сейчас я начинаю опять более-менее пробуждаться. Я себя считаю религиозной, я крещеная, верующая, но у меня нет фанатизма. А после смерти Андрюши особенно. Я перестала ходить в церковь, молиться. Не то чтобы я обиделась на Бога, нет. Просто в груди - камень. Ну и Мария Владимировна после смерти Андрея тоже какая-то странная стала. Она плакать вообще не умела. Потом она стала плакать. Обычно человек плачет знаете когда? Когда жалеет себя. Это не показатель. На похоронах принято плакать. Поэтому мудрые люди в деревнях приглашали специальных теток, чтобы вызывать слезы у других.

- Почему Андрея Александровича похоронили не на Донском, где отец?

- Дело в том, что на Донском могилы родителей отца и матери Андрея. И там места как такового не было... Вообще, я не хотела хоронить Андрюшу на Ваганьковском кладбище. Хотела на Немецком или Новодевичьем. Но он был народный артист только РСФСР, а не СССР, не тянул на Новодевичье. Это было так сложно... Театр не помог. Кого я только ни просила. Беготня какая-то была, суета бессмысленная. Ну для покойника это не важно, все делается для живых.

Сначала к могиле нельзя было пройти - глина, грязь. И я положила там асфальт. "Мустафа дорогу строил". Слава Богу, шли навстречу люди, вот если бы сегодня, в наше время - и не знаю, какие бы деньги нужны были, а тогда я как-то так договорилась, какие-то мелкие деньги заплатила. По крайней мере, вот эта дорога от ворот кладбища к нему положена по моей просьбе.

Сейчас приходят к нему толпами. Это ужасно. Для меня просто большая трагедия. Нельзя туда прийти спокойно, надо выбираться в семь утра. В полвосьмого. Уединения нет. Потому что народ интересуется какими-то глупостями. Я представляю, когда приходят на кладбище, вспоминают, кто-то помолится - и все. Нет. Стоят, глаза у всех бегают. "А где Александр Семенович? А Папанов тут? А Мария Владимировна тоже тут? А почему здесь это, а почему здесь то. Ой, Голубкина как выглядит. Ой, что-то у нее там не то". Ну и черт знает чем занимаются.

...Года за три до смерти Мария Владимировна какая-то жесткая стала.

Я понимала, что мне нужно все время напрягаться, мне нужно самой ездить, мне нужно самой звонить, мне нужно самой что-то предлагать. А у меня патологически сложная была ситуация, папа очень болел, я ничего не успевала. Он умер в 1996 году. Я его похоронила. Мне было безумно сложно. Но она не интересовалась этим никогда. Хотя я понимала, что не нужно соревноваться в этом, но все же думала: почему она меня не спросит, почему она мне не позвонит, понимаете? И я пришла к таким отношениям с Марией Владимировной - отчужденным. Если же ей позвонишь, она делает такие большие паузы тяжелые, все ждешь, когда она что-то скажет. Последнее время совсем не общались, даже когда она праздновала свой юбилей - 85 лет, она меня не позвала. Ну я понимала ситуацию.

Когда умер Андрюша, она растерялась. А со временем ее стала мучить проблема - кому оставить наследство. Она все думала. Потому что особенной любви ни ко мне, ни к Кате она тогда не имела, главное для нее была ее семья, ее сын. А тут какие-то подъехали, да? Что с ними делиться - очень надо! И я сказала: "Мария Владимировна, вот как Андрюша жил, так и я живу. Ничего не нужно абсолютно, я вам советую: все, что у вас есть - отдайте в музей". И она радостно завещала все свое состояние Бахрушинскому музею и вздохнула свободнее. Действительно, ну а куда это все, с собой же не возьмешь? Вот 'новые русские', у них наследство будь здоров. И тут уже родственники будут драться, когда будут миллионы долларов в Швейцарии лежать. А у Марии Владимировны - память о ее мужчинах, о ней, о времени, о целом веке. Вы же понимаете. И все равно больше всего суетятся по этому поводу окружающие. Я не уверена, что Катя беспокоится. Я тоже не беспокоюсь. А окружение, они создают по этому поводу волну.

Но ни Катя, ни я, ни наши дети никогда ни на что не претендовали - если говорить о наследстве Марии Владимировны. Единственное, на мой взгляд, - надо самостоятельно жить, достойно, достойно Андрюши, и ни в коем случае не втравливать его память в ненужные истории, которых вообще не было.

Семья в сборе, после смерти Андрюши

Если Андрюша не смог нас объединить, то уже сейчас это никому не нужно. Девочкам не нужно. У них своя семья, у нас своя семья, тут свои дети, там свои дети. Но и делить нам абсолютно нечего. Ни деньги, ни славу, ничего.

Дом наш с Андрюшей опустел. Я осталась одна. Друзья - каждый занят своим делом, но, если я их позову, они все придут. Без исключения. Я могла все эти одиннадцать лет, пока нет Андрюши, постоянно их к себе приглашать, накрывая на стол. Как мне Мария Владимировна сказала весьма иронично: до тех пор пока ты будешь накрывать на стол, к тебе будут ходить, как не станешь накрывать на стол - перестанут ходить. И она оказалась права.

Как уберечь память об Андрее? Пока его помнят, смотрят кассеты, фильмы по телевизору. А уже следующее поколение может не узнать. Что ж делать. Он ведь актер... Это нематериально



Поделиться: